УДК 811.873.122

ПРОПАГАНДА И АНГЛОЯЗЫЧНЫЙ ДИСКУРС

PROPAGANDA AND ENGLISH LANGUAGE DISCOURSE

В. В. ОСЯННИКОВ

V. V. OVSYANNIKOV

Запорожский национальный университет

Zaporozhye national university

Аннотация. Статья рассматривает явление русофобской пропаганды англоязычного мейнстрима в свете традиционных идеологем англоязычного дискурса.

Abstract. The article considers the phenomenon of Russophobic propaganda of the English language mainstream against the backdrop of traditional ideologemes of the English language discourse.

Ключевые слова: пропаганда, дискурс, идеологема, межкультурная коммуникация, политкорректность, культуроним, мейнстрим.

Key words: propaganda, discourse, ideologeme, intercultural communication, political correctness, cultural word, mainstream,

Предварительные замечания

Английская разговорная идиома-культуроним spin doctor имеет несколько русских соответствий: спиндоктор (транскрипция), пиарщик (аналог), политтехнолог (аналог), эксперт по связям с общественностью, прессой (обеспечивает подачу информации в СМИ под нужным углом зрения) – пояснительный перевод. В западных масс медиа классическим экземпляром спиндоктора представлен российский телеведущий Дмитрий Киселёв (http://www.bbc.com/news/world-europe-26839216). Выбор примера на эту роль очень характерен для англоязычного дискурса, который считает себя свободным от такого пережитка закрепощённых народов, как пропаганда, но, дистанцируясь от пропаганды, англоязычный дискурс не брезгует раздавать «чужим» ярлыки, которые по силе своей стилистической неполиткорректности ничуть не уступают печально знаменитому слову «ниггер» (nigger).  

Основная идея статьи

Пропаганда присутствует в любом дискурсе – наиболее очевидной она становится тогда, когда принимает грубые и вульгарные формы: изобилует инвективами и отрицательно-оценочной лексикой.

Теоретические основания

1. Понимание дискурса предполагает знание языковых единиц, несущих особую нагрузку [Виноградов 2001].

2. Некоторые исследователи считают внимание к таким единицам «культурным поворотом» [Snell-Hornby 2006].

3. В англоязычный дискурс картина мира вошла c воинственной риторикой: “Fighting talk, all wars require an ‘us’ (friend) and a ‘them’ (foe), and language plays a pivotal role in the creation of these identities
[Thorne 2006, с. 29].

4. В  англоязычном дискурсе Россия – не просто «чужой»: дихотомия «свой – чужой» является нормой межкультурной коммуникации. Россия – это враг, демонизировать которого оскорблениями – святое дело. Репертуар оскорблений разнообразен:

“Insults typically pick on and debase a person’s physical appearance, mental ability, character, behavior, beliefs and/or familial and social relations
[Culperer 2011, с. 143].

5. Англоязычный дискурс может обозначать себя и на русском языке. Так, картина американской и русской истории в бестселлере Линн Виссон «Русские проблемы в английской речи» имеет все признаки англоязычного дискурса: американцы – успешная нация, русским нужно сочувствовать [Виссон 2003]. Виктимизация русских (тем более, в академическом дискурсе) – очень изящная форма оскорбления, которую иногда принимают за чистую монету.

В отношении России, Крыма и вооружённого конфликта на востоке Украины англоязычный дискурс и представляющая его пропаганда находятся в пределах идеологем:

1. Путин – диктатор.

2. Крым аннексирован Россией.

3. Донбасс – оккупированный Россией украинский регион.

В своих работах я неоднократно обращался к феномену русофобских идеологем, господствующих в англоязычном дискурсе [Овсянников 2008], [Овсянников 2009], [Овсянников 2010], [Овсянников 2011]. Ограничусь одним оскорбительным пассажем, автор которого Ральф Питерс ничуть не опасается, что его назовут спиндоктором:

Russian citizens are content to be led like sheep. As long as there's a bit more fodder in the trough than there was yesterday, Russians won't protest against being herded around. Their primary characteristic over the centuries has been the determination to avoid responsibility (New York Post, March 4, 2008).

Точно так же авторитетная газета «Нью-Йорк Пост», печатающая инвективы ральфов питерсов, не опасается перекочевать из-за такого образца пропаганды, презираемой англоязычным дискурсом, в жёлтую прессу.

      Наверное, непревзойдённым образцом русофобской пропаганды является американская газета “Kyiv Post”, специализирующаяся на украинской тематике. Это полиграфическое чудо в своей антироссийской риторике может посостязаться даже с украинскими националистами.

Russians Invade Donetsk (Kyiv Post, May 30, 2014)

Маленькими буквами:

Kremlin-backed soldiers take position on the roof of the international airport in Donetsk on May 26.

      Едва ли Russians и Kremlin-backed soldiers – это одно и то же, но Kyiv Post критикует даже такого мэтра англоязычных масс медиа, как BBC, за то, что BBC не называет повстанцев на Донбассе «российскими войсками». Англоязычный дискурс неоднороден, но российский президент в нём – объект ненависти:

Will They Stop Putin? (Kyiv Post, September 5, 2014)

      7 августа «Вашингтон Пост» напечатала заметку Джима Хоуглэнда. Привожу заголовок и ключевое рассуждение:

Vladimir Putin, failed spy

Putin today displays an open contempt for Russian public opinions and an uncaring disregard for the economy-damaging sanctions and international disapproval that his Ukraine adventure has provoked, traits that befit a drunken gambler.

(Washington Post, August 7, 2015)

О саммите НАТО с участием П. А. Порошенко:

Propaganda Army Speaks Fluent Kremlin (Kyiv Post, September 12, 2014)

Этот заголовок на первой странице сопровождает фото, демонстрирующее ликующие толпы на Красной площади 18 марта 2014 года (день воссоединения Крыма с Россией). Ярлык «пропаганда» навешивают на радость миллионов людей, которые думают и чувствуют почему-то не так, как в Белом доме. 

      Ни слова не говорится о том, что между Россией и Украиной нет состояния войны, присутствие российских войск – всего-навсего голословное утверждение, а волеизъявление крымчан на референдуме вполне соответствует праву народов на самоопределение.  

      В рамках англоязычного дискурса появляются работы, не вписывающиеся в мейнстрим. В книге американского журналиста Маркуса Кинга “The War against Putin” само название книги не вписывается в англоязычный дискурс. Ещё более красноречивыми являются названия некоторых глав:

Chapter 8 (The Rape of Russia)

Chapter 9 (NATO’s Encirclement of Russia)

Chapter 14 (Obama’s Dirty War Against Russia, and the World)

Chapter 18 (The Russian “Invasion”of Crimea)  

[King 2015]

Столь же ясно дистанцируется от мейнстрима коллективная монография под редакцией Стивена Лендмана (Stephen Lendman) “Flashpoint in Ukraine: How the US Drive for Hegemony Risks World War III”. Авторы рисуют такую картину мира, которая является «чужой» для большинства носителей англоязычного дискурса.

“Kiev fascists banned Russian TV channels… They harass, beat, and terrorize independent journalists. They brutalize anti-fascist activists. They’re waging war on Eastern Ukrainian freedom fighters” [Lendman 2014].

      В научных работах можно обнаружить утверждения, в которых традиционные идеологемы англоязычного дискурса противостоят конъюнктурным идеологемам сегодняшнего противостояния:

“The true chauvinist must not only push his own language but suppress others” [Greene 2011, с.152].

“Create a state that everyone hates and then yoke it to an official language, and both the language and the state may fail. Create a society people want to join, such as the international community of English speakers or a modern, tolerant South Africa, and it is never necessary to force a language on anyone”
[Greene 2011, с. 162 - 163].

Когда Роберт Лейн Грин писал такие слова, он не думал, насколько они точно описывают состояние дел на Украине, гражданская война в которой имеет языковые и культурные корни: украинские националисты создали государство, в котором русский язык безжалостно подавляется, а русскоязычные граждане считаются «недочеловеками», страдающими культурной неполноценностью. Такие традиционные идеологемы англоязычного дискурса, как толерантность, уважение к правам человека и мультикультурализм, которые совершенно ясно просматриваются в рассуждениях Грина, расходятся с теми идеологемами, которые возникли в англоязычном дискурсе после «аннексии» Крыма.

Такой замечательный американский журнал, как National Geographic, пишет тоже, разумеется, в традициях англоязычного дискурса и делает очень точные наблюдения по поводу состояния дел в Крыму в 2011 году [Овсянников 2011]. Заслуживает внимания следующий фрагмент из интервью с Леонидом Кравчуком (первым президентом Украины):

Wouldn't you say Crimea is now the wart on Ukraine's nose? "Not a wart. A festering carbuncle" (выделено мной – В. О.).

Крыму не понравилось, что Киев относится к нему, как к язве, и воссоединился с Россией.

В заключение хочу подчеркнуть, что традиционные идеологемы англоязычного дискурса заслуживают уважения и не имеют отношения к тем идеологемам, которые появились под влиянием конъюнктуры и навязываются носителям дискурса политиками, вознамерившимися проучить Россию.

Выводы

1. Между пропагандой и дискурсом наблюдаются гипо-гиперонимические отношения: идеологемы присущи обоим явлениям. Пропаганду можно представить себе в виде самого крикливого и воинственного проявления дискурса.

2. Общим между дискурсом и пропагандой является то, что они формируют речевую стратегию и проявляются в отдельных единицах речи и фрагментах высказываний, в особом внимании к одним темам и замалчивании других, в манипуляционной составляющей сообщений. Вместе с тем, пропаганда является такой формой дискурса, в которой присутствует ложь и образ врага (эксплицитно или имплицитно).

3. Если в отношении понятия «пропаганда» наблюдается консенсус, то в отношении того, какие сообщения являются пропагандой, а какие нет, согласия нет и быть не может: никто не хочет быть источником пропаганды, потому что обвинение в пропаганде – это очень суровый приговор.

4. Даже качественная англоязычная периодика пестрит образцами самой откровенной пропаганды.

5. Такое положение дел объясняется не столько информационной войной и злонамеренностью носителей англоязычного дискурса, сколько неизбежной состязательностью дискурсов и присущих им идеологем.

6. Мейнстрим англоязычных СМИ навязывает носителям англоязычного дискурса русофобскую картину мира.

7. В разных англоязычных регистрах появляются работы, которые противостоят конъюнктурным идеологемам англоязычного мейнстрима. Этот факт заслуживает внимания и научного осмысления.

______________________________________________________________

Виноградов В. С. Введение в переводоведение (общие и лексические вопросы). – М.: Издательство института общего среднего образования РАО, 2001. – 224 с.

Виссон, Линн. Русские проблемы в английской речи. – М.: Р. Валент, 2003. – 192 с.

Овсянников В. В. Стереотипы культуры и «русские» аллюзии // Культура народов Причерноморья. - № 137. Том 2. Симферополь: Межвузовский центр «Крым», 2008. - С. 119 – 122.

Овсянников В.В. Языковая война на Украине и перевод // Нова філологія. Збірник наукових праць. – Запоріжжя: ЗНУ, 2009. – № 34.  - С. 179 – 184.

Овсянников В.В. Точка зрения переводчика. – Запорожье: Просвіта, 2010. –  448 с.

Овсянников В. В. Проблемы перевода National Geographic // Нова філологія. Збірник наукових праць. – Запоріжжя: ЗНУ, 2011. – № 54. – 197 с. - С. 79 – 83.

Culperer, Jonathan. Impoliteness: Using Language to Cause Offence. – Cambridge University Press, 2011. – 292 p.

Greene, Robert Lane. You Are What You Speak: Grammar Grouches, Language Laws, and the Politics of Identity. – New York: Delacorte Press, 2011. – 312 p.

Hornby, Mary-Snell. The Turns of Tramslation Studies. – Amsterdam / Philadelphia: John Benjamins, 2006. – 205 p.

King M. S. The War against Putin. – San Bernandino, 2015. – 102 p.

Lendman Stephen. Flashpoint in Ukraine. – Clarity Press, Inc., 2014. – 269 p.

Thorne, Steve. The Language of War. – London and NewYork: Routledge, 2006. – 104 p.