Меню сайта
Категории раздела
Техника переводческих преобразований [17] |
Художественный перевод [15] |
Специальный перевод [5] |
Перевод текстов масс медиа [14] |
Метаязык переводоведения [14] |
Методика перевода [16] |
Проблемы языковой гибридизации [7] |
Единицы перевода [23] |
Новости Украины и языковая ситуация на Украине
[41]
Насильственная украинизация
|
Классики о переводе
[24]
Статьи из всемирно известных антологий
|
Дискурс
[14]
Новостной дискурс, дискурс деловых писем, похищенный дискурс, англоязычный дискурс
|
The Ukrainian Tragedy
[4]
Russo - Ukrainian war: news from the battle-field. The history of the conflict. The linguistic war. Genocide against the Russian language. American meddling. NATO expansion.
|
Мини-чат
English at Work
Главная » Статьи » Проблемы языковой гибридизации |
Овсянникова Е. В. Гибридизированный стиль как переводческая проблема
Овсянникова Е. В. Гибридизированный стиль как переводческая проблема // Материалы VI международной научной конференции по переводоведению «Фёдоровские чтения» 21 - 23 октября 2004 г. – СПб: СпбГУ, 2004. – С. 255 – 261. Овсянникова Елена Валентиновна Запорожский юридический институт МВД Украины Украина, Запорожье Телефон (0612) 42-95-68 e-mail: 49voats@mail.ru Гибридизированный стиль как переводческая проблема Переводчики всегда занимаются языковым новаторством, в результате которого в языке перевода появляются не присущие ему слова и конструкции. В основе этого новаторства могут быть самые разные причины, в том числе и субъективные: плохое знание исходного языка и языка перевода, лень, стресс, несовершенство словаря. Важно различать намеренное и ненамеренное новаторство, характер и степень которого зависит от выбора переводческой стратегии: ближе к оригиналу или к стилистическим нормам принимающей культуры. Идея обогащения родного языка иноязычными ресурсами оформилась в Древнем Риме. Гуго Фридрих видит в этом проявление имперского мышления: «This is one of the most rigorous manifestations of Latin cultural and linguistic imperialism, which despises the foreign word as something alien but appropriates the foreign meaning in order to dominate it through the translator’s own language».¹ 18 век ознаменовался признанием множественности культур, что послужило отправным пунктом противоположной стратегии переводчика: «The foreignness of the text should be maintained as completely as possible in the transferral from the original language into the translated language».² В мире переводоведения не утихают споры, какой именно перевод следует считать лучшим: тот, который стремится передать особенности оригинала, или тот, который главной задачей считает экономию мыслительных усилий рецептора целевого текста. Владимир Набоков, один из авторитетнейших апологетов дословного перевода, предваряет свою концепцию прозаического перевода «Евгения Онегина» следующим образом: «I constantly find in reviews of verse translations the following kind of thing that sends me into spasms of helpless fury: “Mr. (or Miss) So-and-so’s translation reads smoothly.” In other words, the reviewer of the “translation”, who neither has, nor would be able to have, without special study, any knowledge whatsoever of the original, praises as “readable” an imitation only because the drudge or the rhymester has substituted easy platitudes for the breathtaking intricacies of the text. “Readable”, indeed! A schoolboy’s boner is less of a mockery in regard to the ancient masterpiece than its commercial interpretation or poetization. “Rhyme” rhymes with “crime”, when Homer or Hamlet are rhymed. The term “free translation” smacks of knavery and tyranny. It is when the translator sets out to render the “spirit” – not the textual sense - that he begins to traduce his author. The clumsiest literal translation is a thousand times more useful than the prettiest paraphrase».³ Набокову вторит Питер Ньюмарк, один из самых видных авторитетов в переводоведении сегодня: «Literal translation is the first step in translation, and a good translator abandons a literal version only when it is plainly inexact or, in the case of a vocative or informative text, badly written. A bad translator will always do his best to avoid translating word for word».4 Вместе с тем, позиция Ньюмарка отличается от позиции Набокова тем, что Ньюмарк неоднократно подчёркивает важность такого показателя качества перевода, как «естественность» (naturalness), во-первых, а во-вторых, ограничивает сферу действия буквального перевода «авторитетными» текстами, к которым относит произведения великих писателей и выступления политических лидеров. В отношении информативных текстов признаётся их улучшение и адаптация в переводе: «…’informative’ texts constitute the vast majority of the staff translator’s work in international organizations, multi-nationals, private companies and translation agencies. … a high proportion of such texts are poorly written and sometimes inaccurate, and it is usually the translator’s job to ‘correct’ their facts and their style».5 Рассматривая качество современных переводов на английский язык, Лоренс Венути подчёркивает абсолютное преобладание «прозрачных» переводов (ориентирующихся на стилистические нормы рецептора целевого текста). Характеризуя такое качество этих переводов, как fluency (беглость восприятия), Венути указывает следующие языковые признаки «беглости» (в другой терминологии – прозрачности): «A fluent translation is written in English that is current (“modern”) instead of archaic, that is widely used instead of specialized (“jargonization”), and that is standard instead of colloquial (“slangy”). Foreign words (“pidgin”) are avoided, as are Britishisms in American translations and Americanisms in British translations. Fluency also depends on syntax that is not so “faithful” to the foreign text as to be “not quite idiomatic,” that unfolds continuously and easily (not “doughy”) to insure semantic “precision” with some rhythmic definition, a sense of closure (not a “dull thud”). A fluent translation is immediately recognizable and intelligible, “familiarized,” domesticated, not “disconcertingly” foreign, capable of giving the reader unobstructed “access to great thoughts,” to “what is present in the original.” Under the regime of fluent translating, the translator works to make his or her work “invisible,” producing the illusory effect of transparency that simultaneously masks its status as an illusion: the translated text seems “natural,” i.e., not translated».6 Ответом на «вызов времени» (опять калька!), ознаменовавшийся шквалом материалов для прагматического перевода стала скопос-теория перевода, разработанная Гансом Вермеером в 80-е годы прошлого века, в соответствии с которой качество перевода оценивалось не с позиций степени эквивалентности целевого текста оригиналу, а эффективностью функционирования целевого текста в принимающей культуре. 7 Концепция обрела такую популярность, что заговорили о «свержении оригинала с трона» (dethroning of the original). Совершенно очевидно, что переводческий стиль (translationese) проявляется как в первой переводческой ориентации (на язык оригинала), так и во второй (на стилистические нормы принимающей культуры), но проводником гибридизации (обогащающей или засоряющей целевой язык) он является только в первом случае. Причём именно этот случай имеют в виду, рассматривая взаимопроникновение культур и языков. Степень гибридизации языка варьируется: от незначительной до максимальной, когда гибридизированное сообщение становится непроницаемым для носителей стандартного языка. Пример гибридизации, приемлемой для носителя английского языка: «English speakers have not always been so Angst-free about this laissez-faire attitude to their language, so ready to present a façade of insouciance at the de facto acceptance of foreign words among their cliches, bon mots and other dicta» (Economist, 2001, Dec. 22, p.33). Angst – нем. страх Laissez-faire – фр. невмешательство, попустительство Façade – фр. фасад Insouciance – фр. беззаботность, безразличие De facto – лат. де-факто, на деле, фактически Cliché – фр. клише Bon mot – фр. острота, меткое слово Dictum – лат. изречение, афоризм Выделенные единицы в большей или меньшей степени ассимилировались в английский язык, что подтверждается уже самим фактом их использования без комментария в периодическом издании, предназначенном для носителей английского языка. Вместе с тем, все эти единицы сохраняют признак чужеродности (foreignness), который придаёт им оттенок книжности и ограничивает их коммуникативный диапазон элитарными регистрами. Совсем другой характер гибридизация носит в пиджинах, сформировавшихся на базе английского: «I conclude with a sample of current usage, cited by one of Malaysia’s finest writers in a recent article deploring the English-Malay language rojak (mixed salad) widely in use in business circles today in Malaysia and Brunei: “Kalau everything on earth depends on PM, TPM, apa gunanya YB.Be intellectuallah sikit. Be creativelah sikit kalau nak teruskan jadi YB. Don’t justangguk likebetetuk aje, you know. Don’t just kelentong kokyok to the rakyat aje. Rakyat now not like rakyat before, you know.” [Everything depends on PM, TPM, what’s the use of YB. Be alittle intellectual, a little creative if you want to go on to become YB. Don’t just nod like a woodpecker, you know. Don’t just bang your drum to attract the masses. The masses aren’t the masses before, you know.’ 4 (Smith, 1992: 29). Настоящий пример взят Брайяном Смитом из статьи, критикующей англо-малайский пиджин rojak (салат), который широко используется в деловых кругах Малайзии и Брунея. Такого рода гибридизация по вполне понятным причинам не рассматривается в переводческой ситуации, в которой в качестве ИЯ выступает английский, а в качестве ПЯ – русский языки. Активным проводником гибридизации считается билингвизм, то есть употребление двух языков в пределах одного государства, а также мультикультурализм, феномен сосуществования в одном государстве нескольких культур. Классическим примером билингвизма является Украина, в котором наряду с русским (лидирующим на Украине де-факто) используется украинский (единственный государственный язык де-юре). В качестве примера билингвизма и мультикультурализма часто обращаются к языковой ситуации в США, имея в виду, прежде всего, тот факт, что это – страна иммигрантов. Это ошибочное представление. Дело в том, что музыку здесь заказывает WASP: a white Anglo-Saxon Protestant, “a dominant type in American society that maintains an inflexibly clannish solidarity” 5 (Webster, 1989). Поэтому карьерные соображения заставляют иммигрантов ориентироваться на стандартный английский язык и сознательно бороться с родимыми пятнами языка своей страны. Можно, конечно, согласиться с тем, что на юге США испаноязычных вкраплений больше, чем, скажем, в Новой Англии. Но совершенно очевидно, что они не оказывают значительного влияния на American English., сколько бы при этом ни открывалось испаноязычных школ и радиостудий. Понятие «melting pot» (плавильный тигель) по этим соображениям отражает лучше языковую и культурную ситуацию в США, чем «salad bowl» (салатница). Что следует делать переводчику, если он сталкивается с неуклюжими (намеренно или ненамеренно гибридизрованными) единицами ИЯ? Вероятное решение этого вопроса находится в сфере теории «авторитарных» текстов Питера Ньюмарка, который считает что функциональное назначение текста определяет выбор переводческой стратегии и, таким образом, может предполагать ориентацию на воспроизведение гибридизированной формы, опущение её или толкование. Выводы 1. Языки развиваются в контакте друг с другом, следствием чего является присвоение одним языком единиц другого языка. Взаимодействие языков неизбежно принимает форму борьбы. В этом смысле поведение языков вполне сопоставимо с борьбой за выживание в биологическом мире, где, как известно, побеждает сильнейший. 2. Гибридизация, как феномен воздействия одного языка на другой в виде обогащения или засорения последнего чужими языковыми единицами, является непосредственно наблюдаемым признаком войны языков. 3. Translationese очень близок феномену pidgin. Вместе с тем, между ними есть существенная разница. Translationese выдаёт себя не столько нарушением грамматических норм, сколько нарушением принципа естественности в области сочетаемости слов, актуального членения, картины мира, интертекстуальных, метонимических, метафорических и других семантических связей. Translationese также предполагает значительно меньший процент иноязычных вкраплений, а может проявляться и вовсе без них. Translationese можно определить как грамматически правильный, но коммуникативно дезориентированный (прежде всего, с позиций фатической прагматической и экспрессивной функций) текст. 4. Далеко не во всех случаях в гибридизации языка можно винить переводчика. Неестественные тексты сплошь и рядом появляются в бытовой беседе, школьных сочинениях, объявлениях, рекламе и других текстах. Однако как некая система, напоминающая закономерными и предсказуемыми отклонениями от естественных форм коммуникации translationese, рассматриваемая совокупность искусственных языковых построений обнаруживает себя на уровне регистра или функционального стиля. Причём, в разных языках это могут быть разные регистры. Для русского языка – это, несомненно, канцелярит. Для английского – это регистр политкорректности. Вместе с тем, следует признать, что во многих случаях именно переводчик несёт ответственность за необычные и неестественные формы, появляющиеся в языке перевода. Примечания ¹ Friedrich, Hugo. On the Art of Translation // Theories of Translation: An Anthology of Essays from Dryden to Derrida: Ed. by Rainer Schulte and John Biguenet. – The University of Chicago Press: Chicago and London, 1992. – P. 13. ² Theories of Translation: An Anthology of Essays from Dryden to Derrida: Ed. by Rainer Schulte and John Biguenet. – The University of Chicago Press: Chicago and London, 1992. – P. 4. ³ Nabokov, Vladimir. Problems of Translation: Onegin in English // Theories of Translation: An Anthology of Essays from Dryden to Derrida: Ed. by Rainer Schulte and John Biguenet. – The University of Chicago Press: Chicago and London, 1992. – P. 127. 4 Newmark, Peter. A Textbook of Translation. – Longman, 2003. - P. 76. 5 Newmark, ibidem, p. 41. 6 Venuti, Lawrence. The Translator’s Invisibility. – London and New York: Routledge, 2003. – P. 4 – 5. 7 Pöchhacker, Franz. The role of theory in simultaneous interpreting // Papers from the First Language International Conference: Elsinore, Denmark, 31 May – 2 June 1991 (Copenhagen Studies in Translation). Ed. By Cay Dollerup and Anne Loddegaard. – Amsterdam / Philadelphia: John Benjamins, 1992. – P. 213. Summary The report deals with the phenomenon of translationese. This phenomenon is shown to be overlapping with such things as pidgins, the language of political correctness and officialese, but having quite distinct features in its own right. When confronted with translationese a translator must determine his strategy by applying the criterion of the level of authority of the text. The higher the authority of the text is, the more constraints are imposed upon the creative process and the less options are open to a translator who is led in this way to invade the target text with hybrid forms. | |
Просмотров: 1389 | |