Глава 1. Амбивалентность и перевод

1.1 Риторика ясности и риторика амбивалентности

Тезис: требование ясности к стилю всегда соседствовало с востребованностью в мире коммуникации, контролируемой homo sapiens,  амбивалентных языковых единиц и амбивалентных текстов.

Цель параграфа – представить амбивалентность в качестве неотъемлемого и парадоксального с позиций риторики явления, которое является стилистической доминантой многих коммуникативных ситуаций. 

Ключевые слова: риторика, ясность, амбивалентность, принцип экономии, перевод, адаптация, стратегия Горация, стратегия святого Иеронима, стратегия Шлейермахера.

Введение

1983 год. Елабуга, инфак ЕГПИ. Ещё в аспирантуре я пришёл к выводу о нечитабельности некоторых романов американского писателя Уильяма Фолкнера. Произведения Фолкнера пользовались в основном успехом у критиков, а не у читателей, считаясь необычными и сложными: добравшись до конца фолкнеровского бесконечного предложения, можно забыть как его начало, так и логику словесных последовательностей. В наше время такое стилистическое оформление мысли называют «шизофреническим стилем», что кажется мне вполне уместным термином.

В 1983 году в «Книгу мировых рекордов Гиннеса» попал «Авессалом, Авессалом!» на том основании, что «содержит в себе самое длинное предложение в литературе» из 1288 слов. Оно может быть найдено в главе 6, и начинается со слов «В точности, как отец» и заканчивается на «глаз ни с какой точки не мог охватить две их границы одновременно». Этот отрывок полностью выделен курсивом и не закончен.

Несмотря на такую стилистическую особенность Фолкнера, книги его продвигались советской критикой и, более того, появлялись на английском языке.  Больше всего меня удивляло сопутствующее обстоятельство: указание на то, что роман предназначался для факультетов иностранных языков.

В качестве эксперимента я сделал предложение, от которого мои студенты пятого курса не могли отказаться: я пообещал освободить от своих занятий до конца года и выставить «отлично» в качестве конечного результата тому, кто одолеет «Авессалома» и сдаст мне его в качестве домашнего чтения. Естественно, на первом этапе желающих было много: кто был студентом, тот знает неистребимое желание «откосить» от занятий, чтобы, например, расслабиться в кино или за кружкой пива. Но разочарование наступило очень скоро. Оказалось, что даже за большие льготы никто не готов бороться с «Авессаломом».

Актуальные мысли

Для обоснования необходимости культивировать ясность в естественной человеческой коммуникации важны следующие теоретические наблюдения:

1. Ясность – главное требование риторики к хорошему стилю. С этим требованием англоязычная риторика вошла в XX век:

“The first and indispensible quality of a good style is Clearness”
[Genung, 1902: 19].

2. Принцип экономии мыслительных усилий реципиента разъясняет закономерность риторического требования ясности. Спенсер первым поместил этот принцип в когнитивное поле «философии стиля»:

“… the more time and attention it takes to receive and understand each sentence, the less time and attention can be given to the contained idea; and the less vividly will that idea be conceived” [Spencer, 1892: 3].

3. В трудах по риторике не принято устанавливать зависимость между ясностью стиля и оценкой литературного творчества, но логика рассуждений всегда подводит к мысли: писатели должны заботиться о читателях и излагать свои мысли ясно:

“The initial requirement in all writing is that you should say what you mean with clearness and accuracy” [Baron, 1963: 20].

4. В наше время англоязычный академический дискурс не церемонится с выбором эпитетов. Замедление процесса декодирования в ходе восприятия неясных сегментов текста может вызвать раздражение реципиента, который, напротив, будет благодарен, если создатель текста избавит своё детище от неясностей. В цитате ниже эпитет perspicuous, несомненно, несёт некоторое лингвистическое высокомерие: “The perspicuous writer frees us from all fatigue of searching for his meaning” [Hitchings, 2011: 125].

              Требование ясности к тексту всегда присутствовало в риторике в качестве ответа на понятное желание реципиента быстро и однозначно понять информацию, заложенную в тексте. «Говори ясней, без сравнений, ибо я тебя не понимаю» (И. С. Тургенев. Дворянское гнездо, гл. 25). Эти слова Лаврецкого исчерпывающе выражают отношение реципиента к организации информации в полученном сообщении.

              Присутствие в тексте противоположного качества - амбивалентности – является, с позиций риторики, нежелательным. Вместе с тем, онтологическая многозначность языковых единиц (этой характеристикой наделён любой язык) делает амбивалентность неизбежной в речевой коммуникации.

              Как убедительно показал Джордж Оруэлл в своём романе «1984», попытка создать новояз, в котором значения слов строго регламентированы с целью устранения двусмысленных высказываний, приводит к хаосу в языковой системе: она перестаёт быть СИСТЕМОЙ.  

              Кроме того, во многих коммуникативных ситуациях амбивалентность поощряется. Так, в «Портрете Дориана Грея» противостояние риторики ясности и риторики амбивалентности в пользу последней получило неоднократно цитируемую форму каламбура:

АИТ: “The man who could call a spade a spade should be compelled to use one. It is the only thing he is fit for." (O. Wilde. The Picture of Dorian Gray, ch. 17)

РПТ: «Человека, называющего лопату лопатой, следовало бы заставить работать ею — только на это он и годен». (Оскар Уайльд. «Портрет Дориана Грея»)

Свойственная английскому языку амбивалентность преодолевается конкретизацией в РПТ: to use - работать.

              В наше время преобладание риторики ясности над риторикой амбивалентности наблюдается особенно отчётливо в необходимости учёта переводчиком стилистических норм принимающей культуры. Хотя теоретически стилистический выбор переводчика может быть противоположным и подчиняться требованию верности стилистическим нормам оригинала, на деле у переводчика нет выбора: рынок властно диктует необходимость адаптировать текст перевода. Англоязычный академический дискурс различает три переводческие стратегии: стратегия святого Иеронима (максимальная верность оригиналу, доходящая до буквализма), стратегия Шлейермахера (максимальная верность оригиналу, требующая стилистической гибридизации текста перевода новообразованиями единиц, заимствованных в оригинале), стратегия Горация (подчинение текста перевода стилистическим нормам принимающей культуры), но только стратегию Горация называет ведущей, например, такй авторитетный автор, как Сьюзен Басснет [Bassnett, 1998], [Bassnett, 2011]. Это положение вещей считается настолько утвердившимся, что писать докторскую диссертацию на эту тему – значит ломиться в открытую дверь [Демецкая, 2001]. Безусловно, адаптацию следует считать основной стратегией перевода. Другое дело, высказать своё отношение к не очень корректному оформлению переводческих стратегий, а также к перспективам исследования адаптации.  А такие мысли почему-то не интересуют автора приведённой докторской, что требует сделать следующие замечания:

1. Стратегия Иеронима в приведённой выше схеме совпадает со стратегией Шлейермахера: верность букве оригинала обязательно повлечёт гибридизацию текста перевода.

2. «Золотой середины» не существует: либо следовать стилистическим нормам оригинала, либо стилистическим нормам принимающей культуры. Об этом говорит известный парадокс фон Гумбольдта:

“Alles Übersetzen scheint mir schlechterdings ein Versuch zur Auflösung einer unmöglichen Aufgabe. Denn jeder Übersetzer muß immer an einer der beiden Klippen scheitern, sich entweder auf Kosten des Geschmacks und der Sprache seiner Nation zu genau an sein Original oder auf Kosten seines Originals zu sehr an die Eigentümlichkeiten seiner Nation zu halten. Das Mittel hierzwischen ist nicht bloß schwer, sondern geradezu unmöglich“.

Перевод В. Н. Комиссарова: «Всякий перевод представляется мне безусловной попыткой разрешить невыполнимую задачу. Ибо каждый переводчик неизбежно должен разбиться об один из двух подводных камней, слишком точно придерживаясь либо своего подлинника за счёт вкуса и языка собственного народа, либо своеобразия собственного народа за счёт своего подлинника» [Комиссаров, 1990: 17].

3. О буквализации святой Иероним говорит только как о вынужденном действии (когда переводчик сталкивается с «таинственной» мыслью, которую нельзя передать смысловой трансформацией). Поэтому называть его именем стратегию интерлинеарного (дословного или буквального) перевода представляется в высшей мере несправедливым.

4. Логично распространить принцип адаптации (стратегию Горация) на все виды интерпретации, основной целью которой является разъяснение «тёмных» сегментов текста.

              Если логика риторического требования ясности  исчерпывается единственным соображением (экономией мыслительных усилий реципиента), то мотивы, поощряющие амбивалентность, обнаруживают разнообразие. Вместе с тем, есть универсальный стимул, заставляющий отправителя сообщения маскировать его смысл амбивалентной организацией: претензия на авторитетный статус и власть.

              Именно так - утончённостью речевого этикета - представители правящих классов в Англии заявляли о своих претензиях на соответствующий социальный статус. Героиня Джейн Остин, считая свойственную ей прямоту выражения мысли недостатком культуры, говорит: “I cannot speak well enough to be unintelligible” (Jane Austen. Northanger Abbey). Произведение было написано в то время, когда условности речевого этикета прямоту в изложении мысли соотносили с «вульгарным» поведением простых людей. Уклончивое выражение мысли наталкивалось на сопротивление тех, кто требовали «называть лопату лопатой».

              Одним из самых ярких защитников «лопаты» был Джонатан Свифт. Но выражение вошло в обиход задолго до великого писателя. Оно было зафиксировано в переводе на английский произведения Эразма Роттердамского в 1542 году. Эразм Роттердамский изменил первоначальную метафору Плутарха «называть корыто корытом». Английское выражение to call a spade a spade является словесной верхушкой айсберга нескончаемой полемики между защитниками и противниками ясного стиля. К этому выражению обращались многие известные писатели: Диккенс, Уайльд, Моэм и др. Пожалуй, чаще всего исследователи полемики между двумя школами обращаются к остроумному каламбуру Оскара Уайльда: “The man who could call a spade a spade should be compelled to use one. It is the only thing he is fit for” (Oscar Wilde. The Picture of Dorian Gray).

              Выразительным доказательством актуальности полемики по поводу данного выражения to call a spade a spade является вербализация его в других языках. Во французский рассматриваемый когнитивный сценарий вошёл идиомой appeler un chat un chat, в испанский – идиомой llamar al pan, pan y al vino, vino. и т. д.

              Когнитивный сценарий ситуации «называть вещи своими именами» совершенно ясно обозначает суть двух противоположных требований к стилю, в котором в одном случае господствует ясность, в другом - её антипод: амбивалентность:

“Class I one novelist is one in whose work language is a zero quality, transparent, unseductive, the overtones of connotation and ambiguity totally damped. The Class 2 novelist is one for whom ambiguities, puns and centrifugal connotations are to be enjoyed  rather than regretted , and whose books , made out of words as much as characters and incidents, lose a great deal when adapted to a visual medium” [Leech,1985: 27].

              Как метко подметил Андреас Хок, программы по литературе в Германии составлялись с имплицитным преклонением перед авторами, отличающимися непрозрачностью стиля:

НИТ: ”Es lag der Verdacht nahe, dass manche Literatur aus den Schulen regelrecht ausgesperrt wurde, nur weil sie erfolgreich war. Was von Millionen Menschen gelesen wurde, konnte intellektuell nicht anspruchsvoll sein“
[Hock, 2017: 26 – выделено мной – В. О.].

РПТ: Очень похоже на то, что некоторые книги были буквально выдворены из школ только потому, что они пользовались коммерческим успехом. То, что читали миллионы людей, могло соответствовать только невзыскательному вкусу.

              Наблюдение, сделанное в отношении Германии, касается подавляющего большинства стран, в которых литературная критика обозначила себя мощным инструментом статусного продвижения художественных произведений, обративших на себя внимание амбивалентной риторикой. В англоязычной литературе классическими примерами таких плодов беллетристики служат «Портрет художника в юности» Джеймса Джойса,  «Авессалом, Авессалом!»  Уильяма Фолкнера, «Уловка 22» Джозефа Хеллера, «Бойня номер пять» Курта Воннегута и многие другие.

              Амбивалентная риторика стала путеводной звездой развития беллетристического, академического, политического, юридического и некоторых других видов дискурса.     Обычно полемика о риторической дихотомии «ясность – амбивалентность» не выходит за границы учёной аудитории. Но когда это происходит, тогда такие случаи приобретают широкий общественный резонанс. Показательным примером может служить дело Гастона Доминичи.

              В ноябре 1954 был начат процесс Гастона Доминичи, собравший огромную толпу у суда. Виновность Гастона была очень сомнительна. Однако присяжные признают его виновным, Гастона приговаривают к смертной казни 28 ноября.

              На материалах истории Гастона Доминичи Ролан Барт пишет пронзительную статью «Доминичи, или торжество литературы», в которой убедительно показывает, насколько законы литературного дискурса неприменимы к интерпретации информационного обмена между участниками судебного процесса:

              «Сама Литература, оставив чудные эмпиреи буржуазных романов и эссенциалистской психологии, отправляет человека на эшафот. Чтобы перенестись в мир обвиняемого, Юстиция пользуется особым опосредующим мифом, имеющим широкое хождение в официальном обиходе, будь то в суде присяжных или в писательских выступлениях, — мифом о прозрачности и всеобщности языка» [Барт, 1994].

http://rumagic.com/ru_zar/sci_philosophy/bart/2/j18.html   

Выводы

1. Риторику ясности принято рассматривать как достоинство стиля, риторику амбивалентности – как его недостаток. На самом деле отношения между этими антиподами является более сложным.

2. Литературная критика обозначила себя мощным инструментом статусного продвижения таких художественных произведений, в которых наблюдается преобладание амбивалентной риторики: в англоязычной литературе классическими примерами таких служат «Портрет художника в юности» Джеймса Джойса,  «Авессалом, Авессалом!»  Уильяма Фолкнера, «Уловка 22» Джозефа Хеллера, «Бойня номер пять» Курта Воннегута и многие другие. 

3. Монография Генри Хитчингса предлагает современный взгляд на дихотомию ясности и амбивалентности, в соответствии с которым они являются двумя сторонами естественной коммуникации человека. В таком понимании любой акт словесного обмена предполагает интерпретацию сообщения, целью которой является разъяснение амбивалентных сигналов.

4. Переводчик принадлежит цеху профессиональных толкователей наряду с журналистами, политиками, дипломатами, журналистами, лингвистами и литературными критиками. В отличие от времён святого Иеронима, переводчик не имеет права скрыться за дословным переводом, так как от него ждут ясного перевода, что обрекает переводчика на неизбежные ошибки.

5. Полемика о риторической дихотомии «ясность – амбивалентность» иногда выходит за границы учёной аудитории и приобретает широкий общественный резонанс. Показательным примером служит дело Гастона Доминичи.