Меню сайта
Категории раздела
| ТОЧКА ЗРЕНИЯ ПЕРЕВОДЧИКА [5] |
| "Точка зрения" и контекст [2] |
|
Деловая корреспонденция
[13]
Риторика, стиль, форматы, жанры, особенности перевода деловой корреспонденции
|
|
Амбивалентность в англоязычном дискурсе
[20]
Содержание Сокращения Об авторе________________________________________________________7 Предисловие____________________________________________________13 Глава 1. Амбивалентность и перевод______________________________26 1.1 Риторика ясности и риторика амбивалентности_________________27 1.2 Амбивалентность в стилистике декодирования__________________37 1.3 Амбивалентность в ряду смежных понятий_____________________ 53 1.4 «Зелёные идеи» Хомского____________________________________75 1.5 Шизофренический стиль в академическом дискурсе_____________84 1.6 Амбивалентность и перевод Библии____________________________95 1.7 Перевод шизофренического стиля_____________________________112 Глава 2. Амбивалентность и «культурный поворот»_______________131 2.1 Роман Якобсон – наследие русского филолога_________________132 2.2 «Культурный поворот»_______________________________________143 2.3 Культурная идентичность ___________________________________158 Глава 3. Культурная идентичность и амбива...
|
Мини-чат
English at Work
| Главная » Файлы » Лекции » ТОЧКА ЗРЕНИЯ ПЕРЕВОДЧИКА |
Лекция 3. «Точка зрения» и основные виды переводческой стратегии
| 19.09.2009, 17:41 | |
Тезис. Вся известная история перевода определяется полемикой между теми, кто призывает передавать слово словом («word-for-word») и теми, кто стремится передавать мысль мыслью («sense-for-sense»), однако в этой полемике очень редко обозначается важнейший фактор, который всегда сопутствует выбору переводческой стратегии: инвестиционная привлекательность ИЯ и ПЯ. Данная лекция – это короткий очерк истории перевода с позиций евроцентрической традиции, а также доминирующего положения английского языка и англоязычного переводоведения. Её задача – обозначить те вехи в истории перевода и переводоведения, которые формируют представление об идеологии, определяющей выбор переводческой стратегии. Для более фундаментального усвоения обозначенной темы нужен экскурс в историю перевода с подробным освещением его последнего этапа, под которым обычно понимают вторую половину двадцатого века. Такой формат был заложен классиками советского переводоведения: А. В. Фёдоровым (Фёдоров, 2002), А. Д. Швейцером (Швейцер, 1973), В. Н. Комиссаровым (Комиссаров, 2001) и др. Продолжением этой традиции на Украине является учебник И. В. Корунца (Корунец, 2001). Образцом такого экскурса в России может служить 6-я глава «Введения в переводоведение» И. С. Алексеевой (Алексеева, 2004), или часть 1 «Теории перевода» Н. К. Гарбовского: «Перевод в истории цивилизации» (Гарбовский, 2004). Следует иметь в виду также самый авторитетный источник информации в области истории переводоведения: энциклопедию переводоведения под редакцией Моны Бейкер, авторы которой пытаются преодолеть евроцентрическую картину, свойственную большинству учебников, и значительное место отводят характеристике латиноамериканской, арабской, африканской, индусской, японской, китайской и другим традициям (Baker, 2004). Современному переводоведению известны три стратегии, определяющие ТЗ переводчика: 1. Стратегия Горация (Horace): полное подчинение нормам принимающей культуры. 2. Стратегия святого Иеронима (St. Jerome): ориентация на сохранение духа и буквы оригинала. 3. Стратегия Шлейермахера (Schleiermacher): ориентация на такой ПТ, в котором чувствуется его иностранное происхождение; стратегия остранения или очуждения (foreignization or estrangement). Рассмотрим последовательно данные стратегии. 1. Стратегия Горация Названа по имени по имени древнеримского поэта Горация (65 – 8 до н. э.). Эта стратегия предполагает верность заказчику перевода, а не тексту оригинала. Текст можно упрощать, улучшать, изменять так, чтобы результат перевода наилучшим образом удовлетворял заказчика. ‘Fidus interpres’ – это такой переводчик, который выполнил все требования инициатора перевода (заказчика, клиента). Никакого пиетета перед текстом оригинала нет. Качество перевода является результатом сделки между заказчиком перевода и переводчиком. Сделка заключается в результате переговоров. Переговоры (negotiation) являются важнейшим понятием модели Горация. Именно от переговоров зависит конечный продукт, и его качество никогда не определяется отношениями формальной близости (эквивалентности) к тексту оригинала. Таким образом, качество перевода является понятием динамическим и зависит от ряда переменных. Стратегия Горация часто толкуется упрощённо: как проявление имперского мышления римлян, у которых перевод был средством интеллектуального грабежа покорённых народов. При этом о форме не заботились: нужно было как можно быстрее завладеть содержанием. Едва ли такое понимание справедливо по отношению к поэту, величие которого состоит, прежде всего, в искусстве проникновения в сокровенные глубины слова. Кроме того, следует помнить, что римляне преклонялись перед греками и греческим языком, а свой язык и культуру считали варварскими по сравнению с недосягаемым идеалом. Поэтому совершенно очевидно, что в дихотомии ИЯ-греческий язык – ПЯ-латинский язык не могла реализоваться в таком «захватническом» виде, когда налицо все признаки пренебрежения к стилю и культуре ИЯ. 2. Стратегия святого Иеронима Названа по имени по имени Иеронима Стридонского (340? – 420), который перевёл на латинский язык Библию. Его вариант перевода, известный как Вульгата, был канонизирован постановлением Тридентского собора в 1546 году. В стратегии святого Иеронима переводчик должен испытывать трепет перед текстом оригинала, каждое слово которого обожествляется. И это понятно: ведь оно исходит от Бога. В этом причина настойчивого стремления переводчика сохранить древнегреческий синтаксис ИТ, потому что в Священном писании «и самый порядок слов есть тайна» (Алексеева, 2004: 67). Упрощённое понимание данной стратегии сводится к идее буквализма. Вообще, понятие «буквализм» всегда несёт отрицательные коннотации. Не хотелось бы, чтобы творчество и творение великого мастера ассоциировались с буквализмом. Во избежание такой ошибки лучше говорить о пословном переводе (применительно к методу создания «Вульгаты»), как это делает И. С. Алексеева. В процессе перевода Библии сформировался метод интерлинеарного (подстрочного) перевода, который требовал помещать единицу соответствия в ПТ непосредственно под «равной ей» единицей ИТ. Поскольку формальное соответствие (эквивалентность) могло быть доказано только в лингвистических терминах, именно лингвистический вектор был признан главным направлением деятельности переводчика и главным критерием качества перевода. Предсказывая скорую гибель модели святого Иеронима (по крайней мере, в западном переводоведении), Сьюзен Басснетт и Андре Лефевр считают необходимым отметить колоссальное влияние этой модели на формирование переводоведения: «Even if the interlinear ideal could not be maintained in practice, short of producing a text syntactically so skewed as to become unintelligible, it did remain the ideal, not just for Biblical translation, but also, by extension, for translations of other texts. Precisely because it could never be realised, the ideal continued to haunt translators and those who thought about translation over the centuries. Since it could not be realised, de facto compromises were necessary, which were, of course, entered into, although at the double price of interminable wrangling about precisely how 'faithful' faithfulness should be, or what could really be termed an 'equivalent' of what and, more importantly, of generating a perennial feeling of guilt in translators and of permanently marginalising them in society as necessary evils, more evil at some times, more necessary at others» (Bassnett, 1998: 2). В течение длительного времени перевод развивался под эгидой двух моделей: Горация и святого Иеронима. При этом смысловой перевод рассматривался как вызов церкви. Самый знаменитый случай – перевод на немецкий Нового завета (1522) и Старого завета (1534) Мартином Лютером. Самый известный трагический случай – сожжение на костре французского гуманиста и переводчика Этьена Доле в 1546 году. Этьен Доле был обвинён в неверии в бессмертие на основании того, что в переводе диалогов Платона использовал добавление rien du tout (абсолютно ничего) по отношению к ситуации, в которой говорилось о том, чтó существует после смерти. За это теологический факультет Сорбонны обрёк его на мучительную смерть. Реже в учебниках переводоведения упоминается имя ученика Лютера – Вильяма Тиндла, который перевёл Библию на английский язык и был за это сожжён на костре по приказу Карла V. Как видим, противостояние модели святого Иеронима и модели Горация в эпоху Возрождения приняло крайние формы. Лютеру повезло больше, чем другим, хотя обвинение, выдвинутое против него один к одному напоминает обвинение против Доле. Так, полемика разгорелась вокруг следующих слов: Arbitramus hominem iustificari ex fide absque operibus. Wir halten, daß der Mensch gerecht werde ohne des Gesetzes Werk, allein durch den Glauben. Мы полагаем, что человек в состоянии очиститься исключительно с помощью веры, а для обретения веры санкция закона (церковного) не нужна. We hold, that man becomes rectified without the work of the law, only through belief. Romans 3:28 Церковь резко критиковала Лютера за добавление слова allein (только), потому что в тексте оригинала не было латинского эквивалента (e.g. sola). По мнению оппонентов, такое добавление означало, что вера человека сама по себе служит гарантом праведной жизни, а это делает институт церкви ненужным. Лютер возражал, настаивая, что на простом немецком языке allein обозначает только эмфазу. Примечателен комментарий, которым учебник Джереми Манди сопровождает приводимую полемику: «Luther follows St Jerome in rejecting a word-for-word translation strategy since it would be unable to convey the same meaning as the ST and would sometimes be incomprehensible. An example he gives is from Matthew 12:34: Ex abundantia cordis os loquitur. The English King James version translates this literally as: Out of the abundance of the heart the mouth speaketh. Luther translates this with a common German proverb: Wes der Herz voll ist, des geht der mund iiber. This idiom means 'to speak straight from the heart' (Munday, 2001: 22-23 – выделено мной – В. О.). Таким образом, в переводе Библии господствовала стратегия святого Иеронима, в переводе «неавторитетных» текстов – стратегия Горация. Важно подчеркнуть при этом, что было бы ошибкой отождествлять стратегию святого Иеронима с буквальным переводом. Скорее это – максимально бережное отношение к ИТ. В эпоху Ренессанса (14 – 17 в.в.) понимание перевода, как присвоение чужой собственности, трансформировалось в идею обогащения ПЯ ресурсами ИЯ. Идея обогащения господствовала в сфере художественного перевода. Самый цитируемый автор этого периода – Джон Драйден, которому принадлежит известная трихотомия переводческой стратегии: 1. Метафраз (буквальный перевод). 2. Парафраз (смысловой перевод). 2. Имитация (вольный перевод). «Золотую середину» Драйден видел между первой стратегией (метафразом) и второй (парафразом). Следует подчеркнуть, что на противостоянии буквального и вольного перевода развивается вся история перевода и переводоведения, но едва ли такое противостояние можно наблюдать в концепциях Горация и святого Иеронима. Вот, например, как воспринимает взгляды последнего Гуго Фридрих: «…we find the following statement by Saint Jerome, which sounds even in his words like a declaration of power by a Roman emperor: “The translator considers thought content a prisoner which he transplants into his own language with the prerogative of a conqueror.” This is one of the most rigorous manifestations of Latin cultural and linguistic imperialism, which despises the foreign word as something alien but appropriates the foreign meaning in order to dominate it through the translator’s own language» (Friedrich, 1992: 12 – 13). Из этого следует, что крупнейший знаток перевода и переводоведения рассматривал святого Иеронима в одном ряду с Горацием, что, на мой взгляд, является авторитетным и убедительным аргументом против существующей ныне картины переводческих моделей. 3. Стратегия Шлейермахера В историю переводоведения эта стратегия вошла под фамилией Шлейермахера. Ключевое понятие этой стратегии – foreignization (estrangement, alienation в современных работах). Шлейермахер считал, что любой переводчик стоит перед выбором: «Either the translator leaves the writer alone as much as possible and moves the reader toward the writer, or he leaves the reader alone as much as possible and moves the writer toward the reader. Both parts are so completely different from one another that one of them must definitely be adhered to as strictly as possible, since a highly unreliable result would emerge from mixing them, and it is likely that the author and reader would not come together at all» (Schleiermacher, 1992: 42). Первый путь, по мнению Шлейермахера, является единственно верным. Такой подход объясняется идеей, порождённой эпохой Возрождения: нужно уважать все языки, потому что они «равны». Так ли это на самом деле? Представим себе ситуацию, когда предстоит переводить лекцию о современных информационных технологиях. Перевод будет более эффективным, если компьютер, Интернет, мультимедийные классы и т. д. являются частью принимающей культуры и зафиксированы её языком. Однако, возможна и другая ситуация: предмет лекции принимающей культуре неизвестен ни в его материальном, ни в словесном выражении. В этой ситуации актуальным становится вопрос о принципиальной переводимости, который решается по-разному специалистами. Так, по-мнению одного из виднейших лидеров Парижской школы Даницы Селескович, переводимость предполагает сопоставимый уровень развития ИЯ и ПЯ. Вполне здравое рассуждение, на первый взгляд, вызвало резкую критику известного британского учёного Питера Ньюмарка: «The condition she makes is false and misleading. Translation is an instrument of education as well as of truth precisely because it has to reach readers whose cultural and educational level is different from, and often ‘lower’ or earlier, than, that of the readers of the original – one has in mind computer technology for Xhosas. “Foreign’ communities have their own language structures and their own cultures, ‘foreign’ individuals have their own way of thinking and therefore of expressing themselves, but all these can be explained, and as a last resort the explanation is the translation (подчёркнуто мною – В. О.). No language, no culture is so ‘primitive’ that it cannot embrace the terms and the concepts of, say, computer technology or plainsong. But such a translation is a longer process if it is in a language whose culture does not include computer technology. If it is to cover all the points in the source language text, it requires greater space in the target language text. Therefore, whilst translation is always possible, it may for various reasons not have the same impact as the original (Newmark, 2003: 6 - подчёркнуто мною – В. О.) ». В приведённой цитате можно выделить: 1) уверенность в том, что перевести можно всё, что угодно; этот оптимизм характеризует весь переводческий цех (noblesse oblige); 2) безапелляционное отождествление перевода и объяснения – всё-таки это разные вещи: неслучайно объяснения принято выносить в примечания, а не помещать в общий текст перевода; 3) признание возможности разной реакции у читательской аудитории, для которой был создан оригинал, и у реципиентов перевода. Таким образом, точка зрения Ньюмарка заключает противоречие, поскольку декларирует две противоположные вещи: с одной стороны, перевести можно всё, с другой стороны, даже при наличии объяснений реакция реципиента может быть не адекватной оригиналу. Последнее может чаще всего наблюдаться как раз в тех случаях, когда между уровнем развития языка и культуры ИЯ и ПЯ наблюдается большая дистанция. Таким образом, статус языка становится важнейшим фактором определения переводческой стратегии. Есть и прагматический вектор использования понятия «статус языка». Приступая к изучению иностранного языка, будущий переводчик рассчитывает на этом умении зарабатывать деньги. Больше всего шансов быть востребованным на переводческом рынке имеют те специалисты, которые работают с наиболее распространёнными в мире языками, имеющими богатые традиции и многовековую государственность. Эти языки часто называют «имперскими», поскольку они являются «повелителями» других языков и используются в качестве инструмента межнационального общения. Несмотря на удивительное языковое многообразие (по разным подсчётам на нашей планете существует 6 000 – 7 000 языков), достаточно знать хотя бы один из десятка «имперских» языков, чтобы быть востребованным в качестве переводчика в любом уголке планеты. Список «повелителей» по соображениям глобализации начинают с английского, за которым следуют (в разном порядке в зависимости от критериев) испанский, французский, немецкий, русский, китайский, арабский, японский. Для обозначения статуса языка сейчас используется такой термин, как «инвестиционная привлекательность языка» (ИПЯ), которым называют совокупность рыночной конъюнктуры, предопределяющей целесообразность / нецелесообразность изучения данного языка (Палажченко, Мосты, 2004, 2: 11). ИПЯ следует рассматривать как прагматически ориентированный термин, актуализирующий, в отличие от привычного термина «статус языка», мотивационный контекст его использования. Если значение смежного фактора – статуса ИТ – признаётся и оживлённо дискутируется в научной литературе, то статус языка – фактор, который скорее замалчивается по соображениям политкорректности, потому что в рамках этих соображений все языки – равны (а раз равны, то никакого разговора о статусе быть не может). Поэтому какой-нибудь американский учёный (носитель самого инвестиционно-привлекательного языка) больше склонен поговорить на тему невосполнимых культурных потерь, которыми знаменуется исчезновение каждого языка, и лишь вскользь обозначить неизбежность и причины этого процесса. С моей точки зрения, о равенстве языков можно говорить в той же мере, что и о неравенстве. Равенство языков объясняется тождественностью семантических полей: физическое восприятие мира у всех людей одинаково. Это значит, что американец и русский, еврей и таджик, француз и татарин - одинаково мёрзнут (если холодно), обжигаются чаем (если горяч), наслаждаются ароматом цветов (если нет аллергии) и т. д. Типологические различия языков, как демонстрирует Роман Якобсон, легко преодолеваются именно в силу общности семантических полей, что порождает регулярно самые причудливые новообразования. Так, в русском языке появилась такая оксюморонная единица, как электрическая конка (трамвай), в корякском языке – летающий пароход (самолёт), в языке чукчей – пишущее мыло (мел) и т. д. (Jakobson, Theories, 1992: 147). О равенстве языков говорят также в политическом и культурном контексте, имея в виду право каждого языка на существование и невосполнимые потери, которые несёт наша цивилизация с утратой каждого языка: «Each tongue – and there are no ‘small’ or lesser languages – construes a set of possible worlds and geographies of remembrance… When a language dies, a possible world dies with it. There is here no survival of the fittest. Even when it is spoken by a handful, by the harried remnants of destroyed communities, a language contains within itself the boundless potential of discovery, of re-compositions of reality, of articulate dreams, which are known to us as myths, as poetry, as metaphysical conjecture and the discourse of the law» (Steiner, 1998: XIV). В этом контексте – да, Стейнер, безусловно, прав: любой, самый неразвитый язык, является составной частью культуры человечества. Однако, это «равное» право на существование является скорее виртуальным феноменом в контексте реальной практики функционирования языков и, прежде всего, в контексте практики перевода. Можно декларировать равенство английского и узбекского языков, но: «the day when computer manuals will be translated from Uzbek into English, rather than the other way around, is obviously not near» (Bassnett, 1998: 4). 21 февраля 2006 года в парижской штаб-квартире ЮНЕСКО в рамках Международного дня родного языка прошла конференция, посвященная вопросам разнообразия языков на Земле и проблемам сохранения языков малых народов стран Азии, Африки и Америки. Сейчас на Земле, по данным ученых, существует шесть тысяч языков, больше половины из которых могут исчезнуть. Это, в основном, бесписьменные языки Африки, Азии и Америки, где для общения используются английский, французский и ряд других. Генеральный директор ЮНЕСКО Коитиро Мацуура сказал, что на планете в среднем каждые две недели исчезает один язык. Язык отражает личность человека, когда язык умирает, "исчезает видение мира", добавил он. "Необходимо, чтобы языки не исчезали под давлением других, а чтобы существовали и использовались наряду с великими языками Земли", - заявил Муса Бин Джафар Бин Хассан, глава Генеральной конференции ЮНЕСКО, добавив, что "сложно противостоять волне глобализации", при которой английский язык становится наиболее употребительным во всем мире (http://korrespondent.net). Неравенство языков обусловлено в первую очередь экстралингвистическими факторами: хронологии государственности; количеством людей, говорящих на данном языке; географическим пространством, в котором данный язык является доминирующим; литературным наследием и культурными традициями; военным потенциалом и экономическим развитием, а также некоторыми другими. Так, глобализация английского языка вызвана не столько его системными особенностями, сколько экономическим, политическим и военным лидерством США: «…the real reason for the triumph of English is the triumph of the United States» (The Economist December 22nd 2001) Равенство и неравенство языков – важнейший момент для переводчика. Нельзя эффективно выполнять профессиональные действия переводчика без учёта факторов престижа, экспансии и конкуренции языков и культур. Об этом заявляют самые видные представители современного переводоведения: «When juxtaposed with the Schleiermacher model, the Horace model helps us to ask the fundamental questions in the analysis of translations, questions that deal with the relative power and prestige of cultures, with matters of dominance, submission, and resistance. It should be stressed that these questions need to be answered in the translating of all kinds of texts and the analysis of all kinds of translations» (Bassnett, 1998: 8 – выделено мною – В. О.). Мирное сосуществование языков и культур – это область политической утопии и стилистических эвфемизмов. В этом смысле языки и культуры находят прямое сходство с биологическим миром, в котором, как известно, выживает сильнейший. Несмотря на энергичные меры цивилизованных стран по сохранению языкового многообразия, языковая картина мира стремительно меняется. По пессимистическим прогнозам, из 6000 языков, существовавших на рубеже XX – XXI веков, через 25 – 30 лет останется всего 600 (Палажченко, Мосты, 2004, 2: 15). В течение многих лет показателем, который использовался для демонстрации того, что сейчас называют ИПЯ, было количество людей, говорящих на данном языке. По этому показателю первое место на земном шаре занимают китайцы. Вот какую статистику приводят «Мосты»: «Наречие мандарин китайского языка – самый используемый язык в мире, на нём общаются более 885 миллионов человек. Испанский занимает второе место (332 млн.), английский – третье [322 млн.), а язык бенгали – четвёртое (189 млн.). Русский в этом списке находится на 7 месте (170 млн.) (Мосты, 2004, 3: 49). Однако является ли китайский язык инвестиционно-привлекательным? Как выясняется, китайский язык интересен, прежде всего, самим китайцам. Этот язык, по выражению Стейнера, «обращён внутрь»: «Chinese remains a formidable, but inwardly focused rival» (Steiner, 1998: IX). Количество китайцев, изучающих русский язык, к примеру, значительно превышает количество русских, изучающих китайский. Зато абсолютное большинство русских изучают английский. 5 июля 2006 года китайское радио с гордостью сообщило, что в мире растёт число людей, изучающих китайский язык. Это число, оказывается, уже составляет 30 млн. Даже если это и так, то эта цифра во много раз меньше другой: английский язык в Китае учат 200 млн. китайцев (Майол, 2001: 67). (Указанная цифра – самая малая из тех, которые я встречал). Так что количество носителей языка едва ли может быть показателем инвестиционной привлекательности. В другом направлении шли те, кто стремился обосновать ИПЯ его внутренними системными свойствами. Другими словами, процесс изучения чужого языка может оказаться необыкновенно сложным в силу особенностей его грамматики и словаря. Это обстоятельство снижает ИПЯ. Можно представить себе, каким барьером для изучения китайского является наличие в китайском письме более 40 000 символов (Мосты, 2004, 3: 49). С позиций словаря английский язык оказывается труднее других европейских международных языков: Словарь английского (Complete Oxford Dictionary) состоит из 23-х томов и содержит 616 500 слов. Его немецкий аналог: 185 000 слов. Французский: менее 100 000. Всё это говорит о том, что овладеть словарными запасами английского – утопическая задача даже для самых искусных его носителей. О важности ограничения языковых средств для осуществления эффективного коммуникативного действия писал Джон Драйден, объясняя этим «совершенство» древнегреческого: «He (имеется в виду Вергилий – В. О.) studies brevity more than any other poet: but he had the advantage of a language wherein much can be comprehended in a little space. We, and all the modern tongues, have more articles and pronouns, besides signs of tenses and cases, and other barbarities on which our speech is built by the faults of our forefathers. The Romans founded theirs upon the Greek: and the Greeks, we know, were labouring many hundred years upon their language, before they brought it to perfection. They rejected all those signs, and cut off as many articles as they could spare; comprehending in one word what we are constrained to express in two; which is one reason why we cannot write so concisely as they have done. The word pater, for example, signifies not only a father, but your father, my father, his or her father, all included in a word. The inconvenience is common to all modern tongues; and this alone constrains us to employ more words than the ancients needed» (Dryden, 1992: 25-26). Если в характеристике Драйдена отчётливо просматривается критерий, по которому он судит о «совершенстве» языка (экономия языковых средств), то другой не менее известный автор обозначает возраст литературной нормы, в соответствии с которым аглийский язык оказывается более «зрелым», чем русский. Так, 7 ноября 1965 в постскриптуме к русскому изданию «Лолиты» Владимир Набоков написал следующие примечательные слова: «Американскому читателю я так страстно твержу о превосходстве моего русского слога над моим слогом английским, что иной славист может и впрямь подумать, что мой перевод "Лолиты" во сто раз лучше оригинала. Меня же только мутит ныне от дребезжания моих ржавых русских струн. История этого перевода - история разочарования. Увы, тот "дивный русский язык", который, сдавалось мне, все ждет меня где-то, цветет, как верная весна за наглухо запертыми воротами, от которых столько лет хранился у меня ключ, оказался несуществующим, и за воротами нет ничего, кроме обугленных пней и осенней безнадежной дали, а ключ в руке скорее похож на отмычку. Утешаюсь, во-первых, тем, что в неуклюжести предлагаемого перевода повинен не только отвыкнувший от родной речи переводчик, но и дух языка, на который перевод делается. За полгода работы над русской "Лолитой" я не только убедился в пропаже многих личных безделушек и невосстановимых языковых навыков и сокровищ, но пришел и к некоторым общим заключениям по поводу взаимной переводимости двух изумительных языков. Телодвижения, ужимки, ландшафты, томление деревьев, запахи, дожди, тающие и переливчатые оттенки природы, все нежно-человеческое (как ни странно!), а также все мужицкое, грубое, сочно-похабное, выходит по-русски не хуже, если не лучше, чем по-английски; но столь свойственные английскому тонкие недоговоренности, поэзия мысли, мгновенная перекличка между отвлеченнейшими понятиями, роение односложных эпитетов - все это, а также все относящееся к технике, модам, спорту, естественным наукам и противоестественным страстям - становится по-русски топорным, многословным и часто отвратительным в смысле стиля и ритма. Эта неувязка отражает основную разницу в историческом плане между зеленым русским литературным языком и зрелым, как лопающаяся по швам смоква, языком английским: между гениальным, но еще недостаточно образованным, а иногда довольно безвкусным юношей, и маститым гением, соединяющим в себе запасы пестрого знания с полной свободой духа. Свобода духа! Все дыхание человечества в этом сочетании слов». А. В. Фёдоров приводит знаменитые слова М. В. Ломоносова о русском языке: «Повелитель многих языков язык российский не токмо обширностию мест, где он господствует, но купно и собственным своим пространством и довольствием велик перед всеми в Европе… Карл Пятый римский император говаривал, что ишпанским языком с Богом, французским с друзьями, немецким с неприятельми, италианским с женским полом говорить прилично. Но естьли бы он российскому языку был искусен, то конечно к тому присовокупил бы, что им со всеми оными говорить пристойно. Ибо нашел бы в нем великолепие ишпанского, живость французского, крепость немецкого, нежность италианского, сверьх того богатство и сильную в изображениях краткость греческого и латинского языка» (Федоров, 2002: 58). На мой взгляд, поэтический образ русского языка подкреплён здесь точными научными обобщениями о составляющих его могущества (ИПЯ, в современной терминологии), к числу которых М. В. Ломоносов относит: 1) географическое пространство, на котором данный язык доминирует; 2) использование языка в качестве инструмента межнационального общения («повелитель многих языков» можно интерпретировать только так); 3) экономию языковых средств («краткость греческого и латинского языка»). Нельзя не заметить попутно, что до сих пор раздаются голоса в пользу недосягаемого совершенства древнегреческого и латыни. Современными международными языками считаются (в порядке убывания общего количества владеющих языком): Ранг Язык Родной Второй Общее число носителей 1 Английский язык 340 млн. до 1 млрд. до 1 340 млн. 2 Испанский язык 322 млн. до 80 млн. до 400 млн. 3 Арабский язык 240 млн. до 40 млн. до 280 млн. 4 Русский язык 145 млн. до 110 млн. до 255 млн. 5 Немецкий язык 120 млн. до 80 млн. до 200 млн. 6 Португальский язык 176 млн. до 20 млн. до 196 млн. 7 Французский язык 77 млн. до 110 млн. до 187 млн. Особое место в идентификации неравенства языков занимает перевод, предлагающий простой и логически обоснованный (экономическим успехом США) критерий определения ИПЯ: место, которое данный язык занимает в ряду языков, с которых переводят на английский (повелитель над повелителями, самый инвестиционно-привлекательный язык). По данным Лоренса Венути, первые места в иерархии языков, переводимых на английский занимают соответственно французский, немецкий, русский, испанский, итальянский и японский (Venuti, Scandals, 1999: 73). Именно на эти языки должен ориентироваться переводчик, готовясь к профессиональной стезе. Инвестиционно-привлекательные языки являются важнейшей составляющей национального богатства. Так, страны, освободившиеся от колониального господства, сохранили языки колонизаторов: английский, французский и испанский, прежде всего. Давно ушли в прошлое те времена, когда Махатма Ганди призывал рассматривать английский язык как инструмент порабощения индусов. Вопреки риторике вождя, английский оказался инструментом сплочения нации. Тем не менее, время от времени наблюдаются попытки директивного изменения естественной картины языкового неравенства. Вся история Квебека, например, это история борьбы за статус французского языка, который, как будто, имеет на сегодняшний день необходимую государственную поддержку и, следовательно, хорошие перспективы на будущее. Тем не менее, квебекский билингвизм асимметричен: англоязычный квебекец станет учить французский разве что из любви к искусству. Для франкоязычного квебекца английский – необходимость, во-первых, потому что Квебек находится в англоязычном окружении, во-вторых, потому что английский – самый имперский из имперских языков. После беловежского «роспуска» СССР в 1991 году бывшие союзные республики, на которых свалилась «независимость», не очень вникая в мировой опыт, повели войну с русским языком, т. е. начали планомерно уничтожать своё национальное богатство. Занятие это сопоставимо с действиями пресловутой унтер-офицерской жены, которая, как утверждал гоголевский городничий, высекла сама себя. Поучителен пример Украины, где, вопреки реалиям, международным обязательствам и государственным интересам украинский объявлен единственным государственным языком. Результат – раскол Украины на промышленно-развитый русскоговорящий юго-восток и экономически отсталый украиноговорящий запад. При этом «национально-свидомые» лидеры запада (вроде львовского мэра) носятся с мессианской идеей перевоспитать юго-восток, говорящий на «неправильном» языке. 18-летняя ожесточённая кампания насильственной украинизации не увенчалась желанным результатом, что с зубовным скрежетом признают её идеологи: «...відповідно до статті 3 Хартії, заходи особливого захисту повинні застосовуватися до української мови, яка, попри її статус державної мови, залишається у стані, що загрожує її існуванню. Сьогодні етничні українці, що становлять 77,8% населення в Україні, опинилися в становищі дискримінованої національної меншини у власній країні» (Артемчук, 2006: 17-18). А чего ж вы ожидали, господа? Русский язык остаётся родным для большинства граждан Украины (какой бы статистикой вы ни манипулировали!), и это - один из самых инвестиционно-привлекательных языков в мире. Поэтому ему не нужен «захист»: «от того, что тигра называют кошкой, тигром он быть не перестаёт – русский язык не теряет своего места» (Лю Сю Вень, 2002: 46). А вот признать его государственным придётся. В противном случае новому президенту Украины придётся писать книгу «Украина – не Галиция». Эта книга будет более актуальной, чем «патриотический» шедевр Кучмы. Выводы 1. Полемика о стратегиях перевода была и остаётся главной в переводоведении. 2. Слухи о кончине интерлинеарного перевода являются преждевременными. Существуют школы, в которых сторонники интерлинеарного перевода однозначно господствуют. Университетское переводоведение использует практически (всегда) и обозначает теоретически (не всегда) интерлинеарный перевод на факультетах иностранных языков. 3. Противостояние свободного и буквального перевода неправильно обозначено моделями святого Иеронима (буквальный перевод), Горация (вольный перевод) и Шлейермахера (золотая середина). Правильнее представить это противопостаяние следующим образом: 1) Модель Горация и святого Иеронима: свободный перевод. 2) Модель Джона Драйдена: золотая середина. 3) Модель Шлейермахера: гибридизация ПЯ. 4. Все ныне существующие школы перевода делятся на два направления: инструментальное (рассматривающее перевод как коммуникативное действие и восходящее к стратегии Горация и святого Иеронима) и герменевтическое (рассматривающее перевод как интерпретацию текста и восходящее к стратегии Шлейермахера). 5. Идея равенства языков является политической идеей. В лингвистическом плане языки демонстрируют неравенство, столь же отчётливо, как на автомобильном рынке это делают «Запорожец» и BMW. Понимание неравенства является частью профессионального багажа переводчика. 5. Инвестиционно-привлекательные языки представляют собой золотой фонд страны, независимо от того, какое место им отводится законом в языковом устройстве той или иной страны. Опереточные действия, которые разыгрываются верноподданными всех мастей на Украине (які намагаються спілкуватися „державною мовою”), не имеют никакого отношения к жизни языка и народа и не в состоянии привести к желанному для них результату. Русский язык был и будет главным языком Украины de facto, что бы ни предписывали de jure. 6. Русскому в бывших союзных республиках предрекали быстрый упадок. Этого не случилось. Карьерные возможности инвестиционно-привлекательных языков обеспечили процветание русскому даже в таких неблагоприятных условиях. Ключевой позицией языковой ситуации является экономика: меньшая часть людей учит иностранные языки из любви к искусству, большая часть занимается этим в силу экономической необходимости. Наука, бизнес, газеты и телевидение, техническая и медицинская документация, эстрада и киноиндустрия – обеспечивают русскому процветание и уверенность в будущем. Плохо, что реальное положение вещей не находит отражения в законе. Гражданин с улицы не должен ломать голову над тем, на каком языке ему следует написать заявление. Рецепты лекарств должны быть написаны на двух языках: русском и украинском. В противном случае придётся сделать вывод, что национально-свидомые в угоду амбициям готовы рисковать жизнями русскоязычных граждан Украины. Цитаты по теме 1) «Translation is seen as a contest with the original text… The goal is to surpass the original and, in doing so, to consider the original as a source of inspiration for the creation of new expressions in one’s own language… The beginning of this premise can be traced back to Quintilian and Pliny; it was to become the dominant characteristic of European translation theories of the Renaissance» (Friedrich, 1992:13). 2) «…the problem of untranslatability has always been present. …but it is only in the eighteenth century that the problem begins to be discussed in a systematic manner…Respect for the spirit of the original source-language text seemed to make all attempts at translation illusory. Yet this sense of resignation did not last very long. It was recognized that, despite the lexical and syntactical differences between languages, an affinity existed among their internal structures. This affinity surfaces more conspicuously in literary translation than in simultaneous and consecutive translation or even in the erroneous equivalents of dictionaries» (Friedrich, 1992:14 -15). 3) «The attitude that the translator displays toward the individual stylistic characteristics of a work indicates whether the translator will yield to the original text or conquer it, whether he will stop at acknowledging the differences between languages or whether he will move toward a possible rapprochement of styles between languages. The latter was established as the norm for the art of translation with the works of Schleiermacher and Humboldt: a movement toward the original, perhaps even a changing into the foreign for the sake of its foreignness» (Friedrich, 1992:15). 4) «A translation theory always rests on particular assumptions about language use, even if they are no more than fragmentary hypotheses that remain implicit or unacknowledged. For centuries the assumptions seem to have fallen into two large categories: instrumental and hermeneutic (cf. Kelly 1979: chap. 1). Some translation theories have assumed an instrumental concept of language as communication, expressive of thought and meaning, where meanings are either based on reference to an empirical reality or derived from a context that is primarily linguistic, but may also encompass a pragmatic situation. Other theories have assumed a hermeneutic concept of language as interpretation, constitutive of thought and meaning, where meanings shape reality and are inscribed according to changing cultural and social situations. An instrumental concept of language leads to translation theories that privilege the communication of objective information and formulate typologies of equivalence, minimizing and sometimes excluding altogether any question of function beyond communication. A hermeneutic concept of language leads to translation theories that privilege the interpretation of creative values and therefore describe the target-language inscription in the foreign text, often explaining it on the basis of social functions and effects» (Reader, 2003: 5-6). 5) «Считалось, что отторжение русского языка будет идти не только в результате активных усилий элит, видевших в его вытеснении важнейший элемент реальной суверенизации и гарантию против влияния России и русскоязычного населения, но и по другим, более «органичным» причинам. В частности, предполагалось, что «титульное» население будет активно отторгать русский язык, а элиты бизнеса, науки и техники и политики начнут быстро осваивать английский… На вопрос: «На каком языке через десять лет будут разговаривать, встретившись где-нибудь, молдавский и узбекский (или украинский и грузинский) инженеры?» многие серьёзные исследователи отвечали «На английском» (а не на русском)… Сегодня можно констатировать, что катастрофического отката русского языка на постсоветском пространстве не произо | |
| Просмотров: 3413 | Загрузок: 0 | | |
| Всего комментариев: 0 | |
