"Унесенные ветром" Маргарет Митчел

18 глава

http://lib.aldebaran.ru/author/mitchell_margaret/mitchell_margaret_unesennye_vetrom_tom_1/

Впервые с начала войны в Атланте стал слышен грохот орудий. В ранние часы утра, когда город еще не пробуждался от сна, со стороны горы Кеннесоу стали долетать слабые раскаты канонады – глухой гул, который можно было принять за далекую летнюю грозу. Но временами орудийная стрельба, перекрывая городской шум, была слышна и в полдень. Люди старались не прислушиваться к ней, старались разговаривать, смеяться, продолжать свои повседневные дела, не думать о том, что янки там, в двадцати двух милях от города, но ухо невольно ловило звуки боя. И у всех были напряженные лица: чем бы ни были заняты руки, уши прислушивались и сердце уходило в пятки сотни раз на дню. Канонада стала слышней? Или это просто кажется? Остановит их на этот раз генерал Джонстон? Остановит ли?

Панический страх готов был прорваться наружу. Каждый новый день отступления истощал натянутые нервы, и казалось, они вот‑вот не выдержат. Все таили свой страх про себя, проявлять его считалось недопустимым, но внутреннее напряжение находило выход в громкой критике генерала. Страсти достигали апогея. Шерман стоял у ворот Атланты. Еще одно отступление могло отбросить конфедератов на улицы города.

Дайте нам генерала, который бы не отступал! Дайте нам такого, который бы стоял и сражался!

Под далекие глухие раскаты канонады милиция штата – «любимчики Джо Брауна» – и войска внутреннего охранения маршем прошли через Атланту, направляясь на оборону мостов и переправ на реке Чаттахучи в тылу у генерала Джонстона. День был пасмурный, хмурый, и когда они промаршировали у Пяти Углов и вышли на улицу Мариетты, начал моросить дождь. Весь город высыпал поглядеть, как они уходят: все стояли, сбившись в кучки под тентами магазинов на Персиковой улице, и пытались подбадривать воинов напутственными криками.

Скарлетт и Мейбелл Мерриуэзер‑Пикар получили разрешение отлучиться из госпиталя, чтобы проводить уходящие войска, поскольку дядя Генри и дедушка Мерриуэзер находились в частях внутреннего охранения, и теперь они обе стояли вместе с миссис Мид в гуще толпы, приподымаясь на цыпочки, чтобы лучше видеть. Скарлетт, несмотря на общую для всех южан готовность верить лишь тому, что обнадеживает и вселяет бодрость, чувствовала, что у нее холодеет все внутри при виде разношерстных марширующих колонн. Видно, положение стало совсем отчаянным, если уж поставили под ружье этих никудышных тыловиков – дряхлых стариков и мальчишек! Попадались, конечно, и молодые, здоровые мужчины – эти выглядели нарядно в яркой форме отборных частей милиции: на шляпах колыхались перья, длинные концы кушаков развевались на марше. Но стариков и совсем желторотых юнцов было так много, что сердце Скарлетт сжималось от жалости и страха. Так много седобородых мужчин старше ее отца старались бодро шагать в ногу под моросящим дождем под дробь полкового барабана и свист дудок! Дедушка Мерриуэзер в лучшей шотландской шали миссис Мерриуэзер, накинутой от дождя на плечи, шагал в первом ряду и широко улыбался, приветствуя женщин.

 Gone with the wind

chapter 18

http://ebooks.adelaide.edu.au/m/mitchell/margaret/gone/chapter18.html

For the first time since the war began, Atlanta could hear the sound of battle. In the early morning hours before the noises of the town awoke, the cannon at Kennesaw Mountain could be heard faintly, far away, a low dim booming that might have passed for summer thunder. Occasionally it was loud enough to be heard even above the rattle of traffic at noon. People tried not to listen to it, tried to talk, to laugh, to carry on their business, just as though the Yankees were not there, twenty-two miles away, but always ears were strained for the sound. The town wore a preoccupied look, for no matter what occupied their hands, all were listening, listening, their hearts leaping suddenly a hundred times a day. Was the booming louder? Or did they only think it was louder? Would General Johnston hold them this time? Would he?

Panic lay just beneath the surface. Nerves which had been stretched tighter and tighter each day of the retreat began to reach the breaking point. No one spoke of fears. That subject was taboo, but strained nerves found expression in loud criticism of the General. Public feeling was at fever heat. Sherman was at the very doors of Atlanta. Another retreat might bring the Confederates into the town.

Give us a general who won’t retreat! Give us a man who will stand and fight!

With the far-off rumbling of cannon in their ears, the state militia, "Joe Brown’s Pets,” and the Home Guard marched out of Atlanta, to defend the bridges and ferries of the Chattahoochee River at Johnston’s back. It was a gray, overcast day and, as they marched through Five Points and out the Marietta road, a fine rain began to fall. The whole town had turned out to see them off and they stood, close packed, under the wooden awnings of the stores on Peachtree Street and tried to cheer.

Scarlett and Maybelle Merriwether Picard had been given permission to leave the hospital and watch the men go out, because Uncle Henry Hamilton and Grandpa Merriwether were in the Home Guard, and they stood with Mrs. Meade, pressed in the crowd, tiptoeing to get a better view. Scarlett, though filled with the universal Southern desire to believe only the pleasantest and most reassuring things about the progress of the fighting, felt cold as she watched the motley ranks go by. Surely, things must be in a desperate pass if this rabble of bombproofers, old men and little boys were being called out! To be sure there were young and able-bodied men in the passing lines, tricked out in the bright uniforms of socially select militia units, plumes waving, sashes dancing. But there were so many old men and young boys, and the sight of them made her heart contract with pity and with fear. There were graybeards older than her father trying to step jauntily along in the needle-fine rain to the rhythm of the fife and drum corps. Grandpa Merriwether, with Mrs. Merriwether’s best plaid shawl laid across his shoulders to keep out the rain, was in the first rank and he saluted the girls with a grin.

Vom Winde verweht

http://www.weltbild.de/1/pprod.read/page.html?h=18fc3b43ac&lm=20091211153422&trbid=401040&b=055930

Zum erstenmal seit Beginn des Krieges drang der Schlachtlärm bis nach Atlanta hinein. In den frühen Morgenstunden, ehe die Geräu­sche der Stadt erwachten, waren die Kanonen von Kennesaw Moun­tain aus weiter Ferne zu hören. Es war ein schwaches, unbestimmtes Gedröhn, das einem fernen sommerlichen Gewitter glich. Manch­mal machte es sich selbst zur Mittagszeit noch durch den Lärm des Verkehrs bemerkbar. Man versuchte, es nicht zu hören, suchte zu reden, zu lachen und sich zu belustigen, als lägen keine Yankees zweiundzwanzig Meilen vor der Stadt. Dennoch lauschte jeder­mann auf den Klang. Die ganze Stadt mutete an, als wäre sie nie recht bei der Sache, denn womit auch die Hand beschäftigt sein mochte, das Ohr horchte, und das Herz stockte wohl hundertmal am Tag. Ob General Johnston dieses Mal standhielt? Die scheinbare Ruhe verhüllte kaum noch die drohende Panik. Alle Nerven waren zum Zerreißen angespannt. Von Furcht sprach niemand. Dies Thema war verpönt. Aber die Aufregung machte sich in unverhohlener Kritik an dem General Luft. Die Stimmung in der Öffentlichkeit fie­berte heiß. Sherman stand unmittelbar vor den Toren Atlantas.

Gebt uns einen General, der nicht zurückweicht! Gebt uns einen, der standhält und kämpft!

Unter dem fernen Grollen der Kanonen verließen der Landsturm des Staates, »Joe Browns Schoßkinder«, und die Landwehr die Stadt, um in Johnstons Rücken die Fähren und Brücken über den Chattahoocheefluß zu verteidigen. Es war ein grauer, bewölkter Tag, und als sie durch Five Points und die Straße nach Marietta hin­auszogen, begann ein feiner Regen zu fallen. Die ganze Stadt war auf den Beinen, um ihnen das Geleit zu geben. Dichtgedrängt standen die Leute unter den hölzernen Sonnendächern der Kaufhäuser in der Pfirsichstraße und versuchten, ihnen zuzujubeln.

Scarlett und Maybelle Merriwether-Picard hatten Erlaubnis bekommen, das Lazarett zu verlassen und die Leute abmarschieren zu sehen, weil Onkel Henry Hamilton und Großpapa Merriwether bei der Landwehr waren. Sie standen mit Mrs. Meade im Gedränge und hoben sich auf die Zehenspitzen, um besser zu sehen. Obwohl Scarlett von dem allgemeinen Wunsch des Südens beseelt war, nur das Erfreulichste und Beruhigendste vom Krieg zu hören und zu glauben, wurde ihr doch heiß und kalt, als sie die buntscheckigen Reihen an sich vorbeiziehen sah. Die Sache mußte schon verzweifelt stehen, wenn dieses Durcheinander von Greisen und Knaben wirk­lich in den Kampf sollte! Freilich waren auch junge, kräftige Männer darunter, die sich in der schmucken Uniform gesellschaftlich exklu­siver Truppenteile mit wehenden Federn und tanzenden Schärpen gefielen. Aber doch zog sich Scarlett das Herz vor Mitleid und Schreck zusammen. Graubärte, die noch älter waren als ihr Vater, versuchten in dem feinen Regen zum Takt der Trommeln und Pfei­fen festen Tritt zu halten. Großpapa Merriwether hatte sich Mrs. Merriwethers bestes Plaid um die Schultern geschlagen und ging in der vordersten Reihe. Er grüßte die Mädchen mit einem Lächeln, und sie winkten mit den Taschentüchern und riefen ein herzliches Lebewohl.

Lo que el viento se llevó

http://www.acanomas.com/Libros-Clasicos/35540/Lo-que-el-viento-se-llevo-%28Margaret-Mitchell%29.htm

Por primera vez desde que empezara la guerra, Atlanta pudo oír el fragor de la batalla. Temprano, de mañana, antes de que despertasen los rumores de la población, se oía débilmente el cañón de los montes Kennesaw, con un retumbar apagado y lejano comparable al trueno de una tormenta de estío. A veces sonaba con más fuerza, y entonces se imponía sobre el ruido del tráfico del pleno día. La gente trataba de no escucharlo, esforzándose en hablar, reír y ocuparse de sus quehaceres como si los yanquis no estuvieran a cuarenta kilómetros de distancia. Pero aquel fragor resonaba sin cesar en los oídos de todos. La población en masa tenía un aspecto inquieto. Cualquier que fuera su ocupación todos escuchaban, escuchaban, y sus corazones experimentaban repentinos sobresaltos cien veces al día. ¿No sonaba más reciamente el cañón? ¿O acaso lo imaginaban? ¿Podría el general Johnston rechazar a los yanquis esta vez? ¿Podría?
El pánico latía bajo la superficie. Los nervios, sometidos a una tensión cada día mayor durante la retirada, estaban a punto de estallar. Nadie hablaba de temor, ya que esté tema era un verdadero tabú; pero la tensión nerviosa se aliviaba en duras críticas al general. Una verdadera fiebre excitaba la opinión pública. Sherman estaba, literalmente, a las puertas de Atlanta. Otra retirada llevaría a los confederados a la ciudad.
¡Dadnos un general que no se retire! ¡Dadnos un general que resista y combata! Con el lejano retumbar del cañón en los oídos, la Milicia del Estado, a la que se llamaba «los niños mimados de Joe Brown», y la Guardia Territorial, salieron de Atlanta para defender los puentes y pasos del río Chattahoochee, en la retaguardia de Johnston.

El día era triste y gris. Mientras las fuerzas marchaban por Five Points y por la carretera de Marietta adelante, comenzó a llover. Toda la ciudad había acudido a verlos marchar y la gente se apiñaba bajo los soportes de madera de los toldos de las tiendas de la calle Peachtree, para despedirlos. Scarlett y Maybelle Merriwether habían obtenido permiso para dejar el hospital e ir a despedir las tropas, ya que el tío Henry Hamilton y el abuelo Merriwether pertenecían a la Guardia Territorial. Se juntaron con la señora Meade, oprimidas entre la multitud, alzadas de puntillas para ver mejor. Scarlett, aunque compartiera el universal deseo sudista de creer que las cosas marcharían del mejor modo posible, y que todo transcurriría de manera conveniente y tranquilizadora, sintió frío en el ánimo viendo desfilar las abigarradas líneas. Seguramente la situación debía ser desesperada cuando se llamaba a aquel tropel de viejos y chiquillos. Cierto que en las líneas que desfilaban había hombres robustos y jóvenes vestidos con brillantes uniformes (muy aparatosos, de ondulantes plumas y fajas de seda) de las unidades de la Milicia, reclutados entre lo más selecto de la sociedad. Pero también figuraban
muchos viejos y muchachillos cuyo aspecto sembró el espanto en el ánimo de Scarlett. Había hombres de barba gris, de más edad que su padre, que se esforzaban en caminar con arrogancia al son de pífanos y tambores, bajo la fina y penetrante lluvia. El abuelo Merriwether, que llevaba sobre el hombro la mejor manta listada de la señora Merriwether para defenderse contra el aguacero, iba en primera fila y saludó a las muchachas con una sonrisa.