Среда, 24.04.2024, 17:24
Главная Регистрация RSS
Приветствую Вас, Гость
Мини-чат
200
English at Work


Вход на сайт
Поиск
Tegs
At University
Статистика
Главная » Файлы » Единицы перевода и трансформации » перевод модальных отношений

Модальность и перевод
23.06.2011, 17:57
Владимир Овсянников (Запорожье) 1. Модальность и перевод Аннотация 1. Методология исследования и категориальный аппарат. Следует традициям советской лингвистической школы перевода А. И. Фёдорова,
Я. И. Рецкера, В. Н. Комиссарова и др. Отношение к языковому знаку – традиция Ф. де Соссюра. Отношение к стилистической единице – традиции Шарля Балли, И. В. Арнольд, Вине и Дарбельне,. 2. Отправной пункт исследования. Основной терминологический аппарат переводоведения связан с категорией модальности. В любом труде, рассматривающем вопросы перевода, проблема модальности в той или иной форме возникает (в художественном переводе вообще не может быть комментария без обращения к этой категории), но терминологически эта проблема может оформляться как «коннотативная нагрузка», «приращения смысла», «функциональная перспектива», «прагматическая ориентация», «точка зрения» и т. д. Между тем, все эти термины являются лишь попыткой развития и конкретизации одного из старейших терминов логики и лингвистики: модальности. 3. Теоретическое противоречие, которое определяет ключевые моменты исследования. 1) Представление модальности (прагматики высказывания) только в рамках явления pure language, как это происходит в авторитетнейшей энциклопедии переводоведения под редакцией Моны Бейкер [Routledge Encyclopedia, 2004], вызывает возражения. Такое представление расходится с общепринятым тезисом о том, что все переводческие преобразования – как осуществляемые методом транскодирования (механически, «на автопилоте», «по-Хомскому», без обращения к экстралингвистической действительности), так и являющиеся результатом интерпретации (творческие) – воспроизводят прагматическое содержание исходного текста. 2) Представление о том, что авторитетность текста зависит только от его создателя [Newmark, 2003], недопустимо упрощает суть его модальности, на которую неизгладимый отпечаток накладывает статус языка [Venuti, 1998]. 4. Оригинальность исследования (личный вклад). 1) Формализация модальности в единицах перевода, учитывающая: модальные глаголы, неологизмы, зоонимы, эвфемизмы, аллюзию, иронию, игровую лексику, табуированные и некоторые другие единицы (наиболее дифференцированное представление модальности на сегодняшний день). 2) Теоретическое обоснование принципа tertium comparationis. 3) Теоретическое обоснование авторитетности текста как важнейшей составляющей его модальности. 4) Представление авторитетности в виде комбинации факторов, среди которых фактор статуса языка занимает ключевую позицию. 5) Обоснование центрального места фактора инвестиционной привлекательности языка в переводоведческих и лингвистических исследованиях. 5. Ключевые слова: модальность, «чистый язык», целостное преобразование, уровни эквивалентности, транскодирование, модуляция, транспозиция, авторитетность текста, инвестиционная привлекательность. 6. Прикладное значение. Привлекается внимание к решающим моментам организации учебного процесса на переводческих отделениях: 1) Главным языковым материалом должна быть высокочастотная лексика; студентов надо оберегать от периферийной языковой экзотики. 2) Главная цель инъязов – изучение иностранного языка. В соответствии с формулой Драйдена, основным направлением перевода на инъязах следует считать перевод с родного языка на иностранный. При этом для шлифовки техники трансформаций следует прибегать к внутриязыковому переводу (Якобсон): с иностранного на иностранный. Главная цель требует исключения ситуации, при которой чтение лекций, сдача экзаменов, защита дипломов происходит на родном языке. 3) Разграничение техники транскодирования (перевода «на автопилоте») и техники «собственно перевода» (интерпретационного перевода). 7. Принцип организации библиографии. Авторитетность источников. Большинство – золотой фонд переводоведения, меньшинство – квалификационные работы. 8. Стиль изложения. Прозрачность, доступность, минимум «умных слов», терминология – общепринятая. Сокращения
ЕП – единицы перевода
ИПЯ – инвестиционная привлекательность языка ИТ – исходный текст - (АИТ –английский ИТ, ИИТ – испанский ИТ, НИТ – немецкий ИТ, РИТ – русский ИТ, ФИТ – французский ИТ) ИЯ – исходный язык ПТ – переводной текст (АПТ –английский ПТ, ИПТ – испанский ПТ, НПТ – немецкий ПТ, РПТ – русский ПТ, ФПТ – французский ПТ) ПЯ – переводящий язык СП – стилистический приём СПП – сетка переводческих проблем Введение Как вербальное, так и невербальное общение пронизаны модальностью. Мы любим, ненавидим, плачем, смеёмся, реагируя на те сигналы модальности, которые нам посылает окружающий мир. В оценке этой реакции наблюдается противоречие. «Appearances are deceptive», - утверждает английская пословица. «It is only shallow people who do not judge by appearance», - говорит Оскар Уайльд. Результатом этого противоречия являются информационные сбои, когда реципиент сообщения приписывает сообщению не ту модальность, которая заложена адресатом в коммуникативном проекте. В романе Гарри Тюрка «Der Schwarze Monsun» изображается вступление красных кхмеров в столицу Камбоджи. Когда они приблизились к дворцу принца Сианука, один из слуг принца, желая расположить к себе победителей, пытается угостить революционных солдат старым «Клико» из винных запасов принца. Вместо благодарности, его расстреливают на месте: «Weiter kam er nicht. Er war einige Schritte auf den jungen Soldaten zugegangen, und dieser hob einfach, ohne den Mann zu warnen, die Maschinenpistole und schoß ihn nieder. Gläser splitterten, der Sekt des Prinzen mischte sich mit dem Blut des Dieners. Der Mann starrte ungläubig auf den Soldaten, machte den Versuch etwas zu sagen, aber er konnte lediglich noch den Mund öffnen, wie ein Fisch, der nach Luft schnappt» (Harry Thürk. Der Schwarze Monsun – подчёркнуто мной – В. О.). Выделенный фрагмент показывает информационный сбой, столь характерный для бытовой беседы: то, что представляется одному из коммуникантов, проявлением расположения, другому кажется оскорблением. В нашем случае красный кхмер увидел в шампанском желание унизить победителя. Расстрел несчастного слуги следует понимать как информационный сигнал: солдат – настоящий революционер, воевавший не за право пить элитное шампанское, которое он презирает (для него это – всего лишь пойло развращённого и продажного режима), а за счастье народа. Один из трудов Линн Виссон посвящён таким информационным сбоям [Виссон, 1999]. Основной терминологический аппарат переводоведения связан с категорией модальности. В любом труде, рассматривающем вопросы перевода, проблема модальности в той или иной форме возникает (в художественном переводе вообще не может быть комментария без обращения к этой категории), но терминологически эта проблема может оформляться как «коннотативная нагрузка», «приращения смысла», «функциональная перспектива», «прагматическая ориентация», «точка зрения» и т. д. Между тем, все эти термины являются лишь попыткой развития и конкретизации одного из старейших терминов логики и лингвистики: модальности. Все переводческие преобразования – как осуществляемые методом транскодирования (механически, «на автопилоте», «по-Хомскому», без обращения к экстралингвистической действительности), так и являющиеся результатом интерпретации (творческие) – воспроизводят прагматическое содержание исходного текста. Поэтому вызывает удивление, что авторитетнейшая энциклопедия переводоведения под редакцией Моны Бейкер отразила модальность (прагматику высказывания) в одном из самых экзотических и туманных терминов, которые мог произвести на свет только «сумрачный германский гений»: pure language [Routledge Encyclopedia, 2004]. Вместе с тем, термин pure language оказался очень выразительным символом бесконечного развития, видоизменения и наращивания модальных отношений в процессе перевода: «… all suprahistorical kinship of languages rests in the intention underlying each language as a whole—an intention, however, which no single language can at­tain by itself but which is realized only by the totality of their intentions supplementing each other: pure language. While all individual elements of foreign languages—words, sentences, structure—are mutually exclusive, these languages supplement one another in their intentions. Without distinguishing the intended object from the mode of intention, no firm grasp of this basic law of a philosophy of language can be achieved. The words Brot and pain "intend" the same object, but the modes of this intention are not the same. It is owing to these modes that the word Brot means something different to a German than the word pain to a Frenchman, that these words are not interchangeable for them, that, in fact, they strive to exclude each other. As to the intended object, however, the two words mean the very same thing»
[Benjamin, 1992: 75 – подчёркнуто мной – В. О.]. Ещё более удивительным является факт отсутствия термина «модальность» в «Толковом переводоведческом словаре» Л. Л. Нелюбина, который написан в духе великих традиций советской школы переводоведения, требующих значительно более строгого отношения к терминологическому аппарату, чем это наблюдается в западном академическом дискурсе [Нелюбин, 2003]. Наличие терминологической лакуны - словарной статьи – в энциклопедии и переводческом словаре противоречит общепринятому положению, в соответствии с которым, как известно, минимальное условие, при котором один текст признаётся переводом другого – это сохранение прагматического содержания оригинала в переводящем тексте. В теории
В. Н. Комиссарова это – первый уровень эквивалентности [Комиссаров, 1990]. Этот уровень, как известно, предполагает полное несовпадение языкового материала в исходном тексте и переводящем тексте при сохранении прагматического содержания. Такой тип переводческого соответствия принято называть целостным преобразованием (точнее, модуляцией, основанной на целостном преобразовании). Целостное преобразование является самым наглядным способом идентификации различия модальности в языковых знаках, описывающих концепт несходными способами (в отличие от менее убедительного примера Вальтера Беньямина, в котором противопоставляются односложные знаки немецкого и французского языков Brot и pain). Именно по этой причине целостное преобразование является излюбленным способом демонстрации особенностей модальности того или иного языка у переводоведов всех времён и народов. Так, русское выражение книжный червь имеет в качестве своего соответствия зооморфизм-эквивалент в английском - bookworm, зооморфизмы-аналоги в немецком, французском и испанском - Leseratte, rat de bibliothèque, ratón de biblioteca. Кроме этого, рассматриваемый концепт обнаруживает абсолютно специфическую формализацию образа в русском, английском, французском и испанском: профессор кислых щей (дерогативная коннотация воспроизводится в английском как a poor excuse for a professor), poindexter (данная антономазия появилась от имени героя мультфильмов Felix the Cat, обладавшего соответствующей чертой характера), fureteur de bibliothèques (букв. любитель библиотек), cucarachero (производное от cucarachа - таракан). Из приведённых соответствий даже эквиваленты в теории Вальтера Беньямина обладают разной модальностью, но наиболее очевидно это обстоятельство наблюдается в абсолютно специфических единицах. Представленные примеры характеризуют объективную модальность. Для Я. И. Рецкера сохранение прагматического содержания есть передачей субъективной модальности: «В теории и практике перевода задача сводится, главным образом, к передаче субъективной модальности, т. е. точки зрения говорящего на отношение высказывания к действительности» [Рецкер, 2004: 166 – подчёркнуто мной – В. О.]. Уже в этом коротком погружении в тему становится ясно, какое разнообразие терминов возникает рядом с модальностью. Следует обратить внимание на отношения синонимии: прагматическое содержание = субъективная модальность = точка зрения говорящего. В самом стремлении уточнить термин «модальность» по отношению к тому явлению, которое рассматривается в переводе («субъективная»), проявляется имплицитное признание того, что термин характеризуется высоким уровнем абстракции, который не позволяет ему действовать эффективно в качестве инструмента практического анализа. Возникает аналогия с описанием «свойства» через «признак». Отсюда вытекает необходимость представить модальность более узкого плана: как «прагматическое содержание» или «точку зрения». В переводоведении термин «точка зрения» ассоциируется, прежде всего, с трудами Шлейермахера [Шлейермахер, 2004]. Однако, сам Шлейермахер воспользовался термином Кладениуса, который определял его так: «Diejenigen Umstände unserer Seele, unseres Leibes und unserer ganzen Person, welche machen oder Ursache sind, daß wir uns eine Sache so und nicht anders vorstellen, wollen wir den Sehe-Punkt nennen» [Chladenius, 1976]. Своё понимание знаменитого термина «точка зрения» (Sehepunkt) я изложил в одноименной книге [Овсянников, 2010] и считаю необходимым подчеркнуть его многозначность в современном переводоведении. 1. Близкое к пониманию «намерений», скрывающихся в слове, (см. цит. Вальтера Беньямина выше), идею выдвинул французский учёный Арсен Дармстетер. В таком виде эта мысль была зафиксирована Вине и Дарбельне в сопоставительной стилистике. Приводим соответствующую словарную статью: Viewpoint (éclairage) The relation between a word and the concept it represents. Following the principle proposed by Darmesteter (1895) the role of the word is not to define the concept but to create an image of it. In translation we discover that words of the same meaning do not always represent the object or the concept from the same point of view. [Vinay, 1995]. Модальность с опорой на слово – традиция Дармстеттера – преобладает у Вине и Дарбельне, в знаменитом труде которых раздел, посвящённый модальности, напоминает грамматические сопоставления, которые не нуждаются в контекстуальном анализе [Vinay, 2003: 142 - 149]. Это является поразительным фактом, поскольку теоретические позиции авторов требуют сосредоточиться на экстралингвистических факторах, которые вынуждают опытного переводчика изменить «точку зрения» (явление модуляции). Именно это отличает переводчика от билингва, который производит исключительно механические преобразования (транспозицию): «In comparative stylistics, modulation takes the form of a change in the point of view. If such changes were only conditioned by the syntactic structure they could be considered a fixed rule-governed set. On the contrary, at the level of the message oblique translation methods do not readily suggest themselves. Inexperienced or incurious trans­lators do not spontaneously feel the need for a change of the point of view in a message. The more familiar a syntactic structure is to translators, the less they think of oblique solutions. This tendency is also prevalent in bilingual populations where translation is often no more than a simple calque of structures from the source language. It is, of course, true to say that bilingual populations usually also share a fair amount of culture and therefore back­ground knowledge which influences their verbalisation. They are therefore less likely to use the method of modulation which is built on the recognition of extralinguistic differences. The regular use of modulation can be seen as the touchstone of a good translator, whereas the use of transposition simply shows a very good com­mand of the target language»[Vinay, 2003: 246 – подчёркнуто мной – В. О.]. 2. Другое понимание термина развивалось под влиянием парадокса Вильгельма фон Гумбольдта, в котором колебания переводческих решений происходят в пределах крайних полюсов: ориентация переводчика на сохранение близости к оригиналу, или ориентация на подчинение интересам принимающей культуры. При этом крайние полюса сравниваются фон Гумбольдтом с курсом между Сциллой и Харибдой. Таким образом, обе ориентации являются гибельными. Комментарий к выбору переводческой стратегии (стратегия Горация, стратегия святого Иеронима и стратегия Шлейермахера) можно найти в любой серьёзной работе по переводу (см., например, работу Сьюзен Басснет и Андрэ Лефевра [Bassnett, 1998]). 3. Третье значение «точки зрения» появилось в связи с якобсоновской теорией 6 функций, актуализация одной из которых и составляет специфику данного коммуникативного акта (его «точку зрения»). В некоторых работах схема Романа Якобсона анализируется подробно: см., например, известный труд Питера Ньюмарка [Newmark.2003]. В других внимание сосредоточено на двух функциях, прагматической и референциальной, например [Бархударов, 1975]. Но во всех переводческих работах принято подчёркивать приоритет прагматической функции. 4. Четвёртое значение «точки зрения» связано с трудам Ганса Вермеера (правильнее, Фермеера) и Катарины Райс, которым приписывают (ошибочно, на мой взгляд) авторство скопос-теории, в которой рассказывается, что функция переводящего текста в принимающей культуре определяется заказчиком перевода. Именно от заказчика зависит перевод, а не от прагматики оригинала [Reiß, 1984]. Эта теория привела к появлению скандального призыва к «свержению оригинала с трона», что заставило некоторых теоретиков говорить о том, что скопос-теория отборосила науку о переводе назад [Routledge Encyclopedia, 2004]. 5. Пятое значение «точки зрения» связано с теорией вселенского заговора, в соответствии со сценарием которого происходит подчинение слабых дискурсов доминирующему. «Невидимость переводчика» - талантливо написанная книга, но апокалипсические идеи автора (американского учёного Лоренса Венути) не очень правдоподобны [Venuti, 2003]. Вместе с тем, Л. Венути совершенно прав, обосновывая центральное место статуса языка в теории перевода: высокий или низкий статус языка, на котором создан текст, придают этому тексту большую или меньшую авторитетность. В широко известной работе Питера Ньюмарка авторитетность текста получает следующее толкование: «An official text, or a text where the status of the author carries authority» [Newmark, 2003: 282]. Это толкование представляется возможным и целесообразным уточнить и дополнить на основе идей Л. Венути о статусе языка. Существуют высказывания, выводящие фигуру переводчика за рамки самого акта перевода: «Переводчик – лишь медиатор. И чем меньше у него «точек зрения» – тем лучше» [Сорокин, 2003: 79]. Вопрос, как будто, поставлен правильно, но, как в каждом афоризме, здесь есть «блеск и нищета». Блеск – в том простом правиле, что осознание медиатором своей роли требует высокого уровня языковой компетенции. Нищета – в том, что одним знанием языка не обойдёшься. Лучший пример – электронные «переводчики», которые не могут уловить «душу» высказывания и дают специалистам веские основания для критики [Слепович, 2003: 6]. АИТ: A bare conductor ran on the wall. РПТ: * По стене бегал голый кондуктор (ошибочный электронный перевод). РПТ: По стене был протянут голый провод (правильный перевод, воспроизводящий «точку зрения»). Со времён Соссюра язык принято сравнивать с шахматами. Однако, это сравнение исключает модальность как из языка, так и из речи. Шотландскую партию или сицилианскую защиту невозможно характеризовать терминами ироническое, трагическое, сентиментальное, лирическое, комическое и т. д.
(т. е. терминами, выражающими разные оценочные коннотации). Однако в «точке зрения», связанной с переводом, все эти знаки модальности присутствуют. Когда говорят о переводе модальности или переводе юмора, имеют в виду некоторые единицы перевода, в которых формализуется та или иная модальность. Исчерпывающего списка единиц перевода нет: труды по переводу предлагают разный состав единиц перевода, на которых демонстрируется техника переводческих преобразований. Так, Я. И. Рецкер иллюстрирует «перевод модальности» модальными глаголами, модальными словами, междометием и эллипсом. Т. А. Казакова выделяет метафору, иронию и метонимию [Казакова, 2011]. Перечень можно продолжать до бесконечности. Однако следует отметить одну закономерность. Передача субъективной модальности («точки зрения») демонстрируется на самых высокочастотных единицах перевода. Бывают отступления от этого правила, но редко: см., например, работу Питера Ньюмарка, в которой рядом с высокочастотными языковыми фактами рассматриваются особенности перевода неологизмов [Newmark, 2003]. Таким же заметным исключением в этом плане является «Введение в переводоведение» В. С. Виноградова [Виноградов, 2001]. На этот счёт в переводоведении сложилась очень ясная позиция: самые трудные единицы – это высокочастотные слова, вроде have, make, get в английском языке [Виссон, 2000: 35]. Именно эти слова вместе с названиями предметов материального мира (real world items) входят в основной словарный фонд языка и определяют его модальность. Неслучайно Вальтер Беньямин свой пример, характеризующий специфику «духа» языка, взял именно из названий предметов материального мира: «…the word Brot means something different to a German than the word pain to a Frenchman». Парадоксальным образом именно лингвисты, т. е. люди, призванные служить слову, внесли сомнительную лепту в общую картину éclairage тем, что чрезмерно увлекаются языковой экзотикой, а «о скромных исконных словах данного языка … говорит очень немного»
[Смирницкий, 1956: 6]. В связи со сказанным выше предлагаю более подробно рассмотреть следующие проблемы: 1. 1 Перевод модальных глаголов. 1. 2 Модальность и естественность перевода. 1. 3 Модальность и перевод отрицания. 1. 4 Tertium comparationis и модальность. 1. 5 Перевод похищенного дискурса. 1. 6 Неология и модальность. 1. 7 Зоонимы и модальность. 1. 8 Модальность лудических единиц. 1. 9 Перевод юмора. 1.10 Модальность и статус языка
Категория: перевод модальных отношений | Добавил: Voats
Просмотров: 3067 | Загрузок: 0 | Рейтинг: 0.0/0
Всего комментариев: 0
avatar