Адаптация как стратегия и как приём перевода

 

Адаптация – это преобразование используется, когда в принимающей культуре отсутствует предметная ситуация, которую описывает ИТ. Рассматривая адаптацию как ситуативный вид эквиваленции, Вине и Дарбельне обращаются к такому примеру. При переводе с английского на французский невозможен перевод фразы "He kissed his daughter on the mouth" дословным соответствием "Il embrassa sa fille sur la bouche", поскольку само действие является неприемлемым во французской культуре. Правильным признаётся провести прагматическую адаптацию: "Il serra tendrement sa fille dans ses bras". Приём адаптации широко используется в синхронном переводе. Любой синхронист хранит в памяти перечень удачных и ощибочных адаптаций. Вине и Дарбельне рассказывают о синхронисте, который английский cricket адаптировал для французской аудитории как Tour de France, желая облегчить французам восприятие идеи «очень популярного спорта». Можно представить себе смущение переводчика, когда французский делегат попросил его выразить английскому оратору благодарность за типично французскую аллюзию. Один из любимых примеров В. Н. Комисарова, к которому он часто возвращался в своих лекциях, также принадлежит сфере прагматической адаптации. На одном из послевоенных приёмов английский генерал неожиданно спросил у своего русского коллеги через переводчика, какую тот предпочитает живопись. Под воздействием выпитого или, сочтя вопрос неуместным, спрошенный ответил переводчику грубовато-резко: «Скажи ему, что мне нравятся картины, где бабы и собаки». Переводчик счёл благоразумным сгладить резкость ответа и перевёл: «The general prefers Flemish painting» - «Генерал предпочитает фламандскую живопись». Трудно не согласиться с В. Н. Комисаровым, который комментирует этот случай так: «Очевиден высокий профессионализм переводчика: его прагматическая адаптация обеспечивает и высокую степень эквивалентности перевода – на картинах фламандских живописцев действительно очень много дородных женщин и красивых собак» (Комиссаров, 2001: 146). Названия фильмов и книг часто подвергаются адаптации. Название советского фильма «Летят журавли» перевели на французский «Quand passent les cigognes», заменив журавли в ИТ на аисты в ПТ: les cigognes. Как замечает Н. К. Гарбовский, французской культуре журавли так же хорошо известны, как и аисты. Однако, за журавлём – la grue - с XV века закрепилось переносное значение – проститутка. Появление слова la grue в сочетании с глаголом passer, которое обозначает и движение людей, могло вызвать у французских зрителей совсем неправильные ожидания о сюжете романтического фильма (Гарбовский,2004: 404). В 2008 году в Киеве была защищена докторская диссертация, в которой делается попытка представить адаптацию в качестве одной из ключевых стратегий современного переводоведения (Демецкая, 2008). Самое забавное состоит в том, что это связывается с пресловутой новизной, хотя адаптация стара, как мир. Впрочем, можно предположить, что в этом виноват не автор, а бюрократизированный формат наших диссертаций, который желает видеть в каждой научной работе претензии на вселенские открытия. Нет сомнений в том, что адаптацию нужно изучать, но больше логики в том, чтобы рассматривать адаптацию за границами перевода вообще. Остроумные решения – это сфера исключений из переводческой практики, успех в которой, как и в любом серьёзном деле, определяет, прежде всего, труд, пот и рутина, лишь изредка озаряемая остроумной находкой. Существует много фактов, указывающих на то, что адаптацию избегают сейчас и в переводе поэзии. Вот отрывок из адаптационного перевода знаменитого стихотворения Бернса John Barleycorn (перевод приписывают О. Сенковскому): Были три царя на Востоке, Три царя сильных и великих; Поклялись они, бусурманы, Известь Ивана Ерофеича Хлебное-зернышко. И вырыли они глубокую борозду, да и бросили его в нее, И навалили земли на его головушку; И клялись они, бусурманы, Что извели Ивана Ерофеича Хлебное-зернышко. Но как скоро пришла светлая веснушка, И полились теплые дождики, Иван Ерофеич Хлебное-зернышко встал из могилы К великому страху нехристей. Русское имя с таким родным разговорным суффиксом (не Ерофеевич, а Ерофеич) уже само по себе – достаточно ясное указание на место действия – Россия. А здесь ещё и другие культуронимы цари, бусурманы, нехристи вместе с ласкательно-уменьшительными зёрнышко, головушка, вёснушка! Можно подумать, что действие разворачивается не в Шотландии, а где-нибудь в рязанской губернии. Не случайно все последующие переводы (в том числе, и самый знаменитый – С. Маршака) избегают адаптации. Апологеты адаптации забывают прописные истины. Переводить английское выражение to bring coal to Newcastle русским фразеологизмом ехать в Тулу со своим самоваром нельзя, поскольку действие сразу же переносится в Россию. Столь же ошибочно передавать диалект ИЯ диалектом ПЯ. Генрих Гейне в названии своего знаменитого стихотворения, написанного, естественно, на немецком языке, использовал французское заимствование enfant perdu (разведчик, дозорный, одинокий боец). Русский перевод В. В. Левика сохранил французское заимствование, и в этом прослеживается стратегия остранения. Вместе с тем, перевод начинается строкой «Как часовой, на рубеже Свободы…» (подчёркнуто мной – В. О.), и отношения сцепления, столь важные для погружения читателя в тему (Арнольд, 1981), лучше было бы, на мой взгляд, актуализировать заголовком, подготавливающим лексический повтор в первой строке: «Часовой». Такой перевод не был бы адаптацией, поскольку часовой – это вариантное соответствие, вполне гармонирующее с контекстом, и в этом случае никакого упрощения стиля, что свойственно адаптации, не наблюдается. Но в решении В. В. Левика есть своя логика: идеи свободы в XIX веке были неразрывно связаны с образом мятежной Франции, много лет победоносно противостоявшей консервативной Европе. Как проникновенно написал об этом Беранже в «Июльских могилах» ("Les tombeaux de juillet”): Mais dans nos murs fondrait ’Europe entière И пусть в Париж все армии, народы Qu’au prompt départ de vingt peuples rivaux Придут стереть следы июльских дней, La liberté naîtrait de la poussière Отсюда пыль и семена Свободы Qu’emporteraient les pieds de leurs chevaux. В мир унесут копыта их коней. Поэтому сохранение коннотаций французского заимствования показались В. В. Левику стилистической доминантой, которой нельзя пожертвовать. К адаптации примыкают случаи из репертуара стратегии одомашнивания. Например: АИТ: I didn’t want to go through it again (Donna Leon. Death at La Venice). ИПТ: No tenía ganas de aguantar otro rapapolvo (Donna Leon. Muerte en La Fenice). В переводе на испанский транспозиция глагольной фразы to go through it в разговорное имя существительное rapapolvo (приём экспрессивизации, т. е. появления стилистически маркированной единицы на месте нейтральной) направлена на реализацию стратегии одомашнивания: приспособоление к стилистическим нормам принимающей культуры. Третий приём, которым характеризуется рамматриваемое соответствие – экспликация: на месте контекстуально обусловленного it появляется его разъяснение - rapapolvo (разг. нагоняй). Предполагается, что такая замена, в основе которой находятся транспозиция, экспрессивизация и экспликация, создаст реципиенту наиболее комфортные условия для восприятия ПТ. На первый взгляд, всё отвечает признакам, характерным для ситуации адаптации. Но это не так. Приём экспрессивизации всегда усложняет семантику коммуникативного акта, поскольку привносит в этот акт стилистическую информацию, отсутствующую в оригинале. В особенности, это касается тех случаев, когда на месте нейтральной единицы появляется разговорная, потому что, как об этом рассказывает «Активатор», разговорные единицы – это высший уровень языковой компетенции. Ближе подходят к адаптации случаи так называемых «элегантных вариаций», когда в ПТ стараются разнообразить повтор языковой единицы в ИТ синонимами. АИТ: "Would you like a chair, Signor… Would you like a chair, Dottor Brunetti?” (Donna Leon. Death at La Venice). ИПТ: ¿Quiere tomar asiento, signor…? - ¿Quiere sentarse, dottor Brunetti? (Donna Leon. Muerte en La Fenice). В АИТ на коротком отрезке появляется несколько раз выражение have a drink и один раз наблюдается замена глагола: use a drink. В ИПТ наблюдается стремление к синонимическому разнообразию. АИТ: "Let’s go and have a drink”, Brunetti said. "The hotel is probably the only place open at this hour. And I could use a drink” (Donna Leon. Death at La Venice, p. 38) ИПТ: Vamos a tomar una copa – dijo Brunetti -. Probablemento, el hotel es lo único que estará abierta a esta hora. Y me vendrá bien un trago (букв.: мне придёт глоток хорошо - Donna Leon. Muerte en La Fenice). Совсем нельзя спутать с адаптацией случаи, когда замена образной основы сопровождается введением культуронима. АИТ: Santore came back, carrying two snifters, each generously filled with brandy (Donna Leon. Death at La Venice). ИПТ: Santore volvió trayendo en cada mano una copa Napoleón con una generosa dosis de coñac (Donna Leon. Muerte en La Fenice). Англ. разговорное snifter имеет в испанском несколько соответствий: сopita, traguito, copa de coñac (судя по напитку – бренди, речь идёт скорее всего о последнем соответствии: бокалу, стенки которого сужаются к верху). Преобразование единицы ИТ в una copa Napoleón – усложняет семантику и является спорным решением. copa, f - бокал, кубок; чаша; рюмка